Роджер Бэкон. Видение о чудодее, который наживал опыт, а проживал судьбу

Обратившись к творчеству Бэкона, нетрудно представить себе и такое: с одной стороны, учение о перспективе, пронизанное «геометрическим атомизмом», с другой – алхимические трактаты[17]. Не потому ли должно было пройти три столетия от изобретения всех технических частей телескопа до самого телескопа?[18]

Атомизм был принципиально чужд алхимии. Здесь следует иметь в виду и антиатомистические (неоплатонические) основания, сформулированные при закладке александрийской алхимии. «…Каждая вещь, – учит Плотин (III в.), – состоит из материи и идеи. Это подтверждает также индукция, показывающая, что уничтожающаяся вещь сложна; то же доказывает и анализ. Например, если чаша распадается на [слитки] золота, а золото превращается в воду, то и вода требует соответствующего превращения. Необходимо, чтобы элементы были идеей или первой материей или состояли из материи и идеи. Но идеей они не в состоянии быть, ибо как могли бы они без материи иметь объем и величину? Но не в состоянии они быть и первой материей, ибо они подвержены уничтожению. Стало быть, они состоят из материи и идеи, а именно они идея по качеству и форме, материя же по субстрату, который неопределенен, поскольку он не имя» (АМФ, 1, с. 543). И как следствие этого: «… атомы не могут иметь значения материи, так как они вообще не существуют, невозможно созидать из атомов другое естество, помимо атомов… никакой демиург ничего не создает из материи, лишенной непрерывности» (с. 544). Демиург-алхимик нуждался в сплошном материале, в Едином, которое, по Плотину, есть «потенция всех вещей» (с. 551). Или: «Материя должна быть не сложной, а простой и по своей природе чем-то единым, ибо таким именно образом она лишена всего» (с. 545). Путь к этому – экстатический путь: «…будет чудом постичь его (Единое. – В. Р.) вне бытия. Обращая на него свой взор, наталкиваясь на него в его проявлениях, умиротворяйся и старайся больше понять его, постигая его непосредственно, и обозревай сразу величие его в том, что существует после него и благодаря ему» (с. 552).

Алхимик-александриец Олимпиодор (VI в.) переводит плотиновскую мысль в алхимический план, утверждая, что четыре элемента суть принципы тел, но не всякий принцип есть элемент. В самом деле, неделимые (атомы) для некоторых философов являются принципами вещей, но это не элементы. Принцип должен быть источником активности порождаемых им вещей. Тогда элемент – и материальное и духовное начала. Атом же бездуховен и поэтому тоже немыслим для алхимического спиритуализма. Именно золото Олимпиодор считает единым миростроительным принципом (Lindsay, 1970, c. 364)[19].

Спустя тысячу лет врач Жан Рей в 1630 году ни на йоту не приблизился к идее атомного строения вещей. В трактате «Об исследовании, почему олово и свинец при прокаливании увеличиваются в весе» он напишет: «В природе нет места пустому пространству, в котором не было бы ничего. Нет в природе такой силы, которая могла бы сотворить это ничто, ибо и тогда следовало бы признать, что пустота есть. Все было бы по-другому, существуй и в самом деле пустое пространство, ибо если оно могло бы быть здесь, то оно могло бы быть и там, а значит, еще где-нибудь или даже везде. Таким образом, мир мог бы уничтожить себя сам. Но лишь тому, кто сотворил мир, остается слава определить его разрушение» (Рамсей, 1920, с. 32). Итак, по-прежнему сплошность, непрерывность. Для атома все еще нет места.