Родом из детства

- Лёшенька, мастер цеха рассказал новый анекдот. Значит, папа Карло просит Буратино: «Сынок, моя смерть близка. Я умираю. Но гроб себе сделать не успел. Пойди в лес, сруби мне три сосны и сооруди гроб». Буратино отвечает… - мама задумывалась. – Буратино отвечает, что… нет, не пойду. Я ведь тоже из дерева… А, нет! Он отвечает что-то, дескать, я не могу, потому что в каждом дереве… Точнее… О, майн гот! Короче говоря, Буратино что-то в таком духе отвечает, а папа Карло говорит: «Сплюнь и постучи по дереву». В общем, я что-то важное упустила, но финал точно такой: сплюнь и постучи по дереву.

- Спасибо, мама. Надеюсь, это было смешно.

Мама с видом игрока в покер, без всякого выражения, без намёка на мимику, признавалась:

- Очень смешно. Просто я ключевую фразу забыла. Но ты же у меня юморной мальчик, допридумай сам.

О, за ней самой можно было записывать. Она порой такие перлы разбрасывала.

Меняя мне по субботам постель, мама объявляла:

- Ты только погляди на этого поросёнка! Господи! Простынь такая чёрная, как будто на ней негры боролись!

Были фразы, которые прикреплялись к какому-нибудь слову или поступку. Проходили годы, но фразы не менялись.

Например, если я вставал из-за стола не доев, она, конечно же, говорила:

- Вообще-то у нас свиней нет.

Это означало, что доедать за мной некому. Если же я всё-таки упорствовал, говорил, что мне не нравится или я наелся досыта и в меня больше не влезет, она качала головой и скорбно замечала:

- Блокады на вас нет.

Часто мама говорила:

- Не ценишь ты меня, говно такое. Когда-нибудь вспомнишь меня, да поздно будет: меня уже черви съедят на Байковом кладбище.

Мама имела склонность к мрачному юмору. Помню, она говорила вечером:

- Целый день на работе думала, что сегодня сделать на ужин – жаркое или харакири.

Подозреваю, это была шутка. Хотя до конца не уверен. Шутила она всегда с абсолютно бесстрастным лицом. Я редко когда мог понять по её виду, в шутку она говорит или всерьёз.

Если я, скажем, просил её купить мне какую-нибудь игрушку, она серьёзно предлагала: «Ты позвони, попроси папу. У него как раз деньги куры не клюют».

Помню, я просил её спеть мне смешную песню о слоновьем пупке (была такая). Она говорила, что не сейчас, позже.

Я канючил:

- Ну спой, пожалуйста…

- Потом. Вечером, перед сном…

- Нет, сейчас… Ну мам… Ну пожалуйста…

Она в ответ, психанув:

- Я сказала, подождёшь! Ничего страшного! Не горит! Я тебя девять месяцев ждала – и ты подождёшь!

Как по мне, совершенно справедливое предложение. Но тогда, в детстве, я был не способен оценить его по достоинству.

 

 

 

 

ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ

 

 

«Мой единственный преданный друг»

 

 

Самым крупным мальчиком в нашем классе был Саша Брюховецкий. Крупный такой мордоворотик спортивного направления. У которого ко всему ещё имелся старший брат, он учился в третьем классе. То есть ссориться с Брюховецким было бы себе дороже. Но между нами с самого начала, что называется, кошка пробежала.

Брюховецкого все боялись и лебезили перед ним. Мне подобное поведение претило. Я его дразнил и провоцировал. При этом делал вид, что шучу. По-дружески, так сказать.

Например, я знал, что его бесит, когда к нему обращаются по фамилии. Ещё хуже он относился к прозвищам, образованным от фамилии.

Но стоило нам повздорить, и я тут же начинал дразнить его Брюхой. Он принимался гоняться за мной, но бег – не его вид спорта. Запыхавшись, он останавливался, а я, стоя на безопасном расстоянии, скандировал во всё горло: «Бедный Брюха! Устал, толстожопик? Конечно, с таким брюхом Брюхе меня не догнать!»

Сашка багровел от ярости и снова бросался в безуспешную погоню.

Раза два-три, правда, он меня подлавливал, было. Тогда приходилось тяжко. Я сопротивлялся как мог, пускал в ход и кулаки, и ногти, и зубы, а также всё, что попадалось под руку, включая камни.

Победы надо мной давались ему нелегко. Но он привык быть самым сильным и не мог позволить мне хамского поведения.

Меня считали психованным, потому что однажды я ударил старшеклассника граблями. Нас, второклашек, безбожно эксплуатировали в качестве дармовой рабсилы. На уроках труда мы красили в спортзале батареи, а на продлёнке вместо положенной прогулки убирали территорию.

И вот, значит, убираем мы территорию. У меня развязался шнурок. Я нагнулся, чтобы завязать его, а проходящий мимо парень влупил мне поджопник. И зашагал дальше, как ни в чём не бывало. Я схватил грабли и со всей дури засадил их этому уроду в спину. Вернее, хотел засадить. Но зубцы были не такими уж острыми, да и силёнок не хватало. Испортил ему куртку и слегка подряпал спину, но зато сколько было крику.

Маму вызвали в школу. Но в принципе всё обошлось. Он был намного меня старше, и у меня было с десяток свидетелей, видевших, что он «первый начал».