Роботы утренней зари

— Хватит и одного Дэниела, Хэн. Ваша дочь Василия, наверное, хотела бы иметь Жискара. Я уверена в этом.

Фастольф тихо лежал в постели, закрыв глаза, и выглядел таким умиротворенным, каким Глэдия его никогда не видела. Он не сразу ответил, и она испугалась, что он незаметно для нее ушел из жизни. Она конвульсивно сжала его руку. Он открыл глаза и прошептал:

— Я ничуть не забочусь о биологических дочерях, Глэдия. За два столетия у меня была только одна настоящая дочь — это ты. Я хочу, чтобы Жискар был у тебя. Он ценный.

— Чем он ценен?

— Не могу сказать. Но его присутствие всегда утешает меня. Храни его всегда, Глэдия. Обещай мне.

— Обещаю, — сказала она.

Затем его глаза открылись в последний раз, голос вдруг обрел силу, и он сказал почти нормально:

— Я люблю тебя, Глэдия, как дочь.

— Я люблю тебя, Хэн, как отца.

Это были последние слова, которые он сказал и услышал. Глэдия обнаружила, что держит руку мертвого, и некоторое время не могла заставить себя выпустить ее. Так Жискар стая ее собственностью. Однако он причинял ей какое-то неудобство, и она не понимала, почему.

— Знаешь, Жискар, — сказала она, — я пыталась найти среди звезд солнце Солярии, но Дэниел сказал, что его можно увидеть только в три двадцать, да и то в подзорную трубу. Ты знаешь об этом?

— Нет, мадам.

— Как, по-твоему, стоит мне ждать столько времени?

— Советовал бы вам я, мадам Глэдия, лучше лечь спать.

Глэдия была недовольна.

— Да? А если я предпочту ждать?

— Я только посоветовал, мадам, потому что у вас завтра будет трудный день, и вы, без сомнения, пожалеете, что не выспались.

— А почему у меня будет трудный день, Жискар? Я не знаю ни о каких грядущих трудностях.

— У вас назначена встреча, мадам, с неким Левуларом Мандамусом.

— Назначена? Когда это случилось?

— Час назад. Он звонил, и я взял на себя смелость…

— Ты? Кто он такой?

— Он член Института Роботехники, мадам.

— Значит, подчиненный Келдина Амадейро?

— Да, мадам!

— Пойми, Жискар, что я ни в коей мере не интересуюсь видеть этого Мандамуса или любого; кто связан с этой ядовитой жабой Амадейро. Если ты взял на себя смелость договориться об этой встрече от моего имени, то будь любезен позвонить ему и отменить ее.

— Если вы приказываете, мадам, и приказываете строго, я попытаюсь повиноваться, но, может быть, не смогу. Видите ли, по моему суждению, вы нанесете себе вред, если откажетесь от этого свидания, а я не должен делать ничего такого, что может повредить вам.

— Твои суждения могут быть ошибочными, Жискар. Кто он такой, что отказ от встречи с ним повредит мне? Может, он и член Института, но для меня он ничего не значит.

Глэдия прекрасно сознавала, что зря изливает на Жискаре свое дурное настроение. Ее расстроили известия о том, что Солярия покинута, и ей было досадно, что она искала в небе солнце Солярки, которого там не было. Правда, указал ей на недостаток ее знаний робот Дэниел, но на него она не сердилась — Дэниел так походил на человека, что она автоматически относилась к нему, как человеку. Внешность — это все. Жискар выглядел роботом и, значит, вроде бы не мог чувствовать обиды. И в самом деле, Жискар вовсе не реагировал на раздражение Глэдии. Впрочем, и Дэниел тоже не реагировал бы. Жискар сказал:

— Я говорил, что доктор Мандамус — член Института Роботехники, но он, возможно, является чем-то большим. В последние несколько лет он был правой рукой доктора Амадейро. Это делает его лицом значительным, и игнорировать его непросто. Доктор Мандамус не из тех, кого можно оскорбить, мадам.

— А почему, Жискар? Мне плевать на Мандамуса и тем более, на Амадейро. Я думаю, ты помнишь, как Амадейро когда-то делал все возможное, чтобы обвинить доктора Фастольфа в буйстве, и только чудом его махинации провалились.

— Я прекрасно помню, мадам.

— Это хорошо. Я опасалась, что за эти столетия ты забыл. За все это время я не имела ничего общего ни с Амадейро, ни с кем-либо связанным с ним, и намерена продолжать эту политику. Меня не беспокоит, повредит ли это мне, и будут ли вообще какие-нибудь последствия. Я не желаю видеть этого доктора, кто бы он ни был, и в будущем не назначай свидания от моего имени, не спросив меня.

— Слушаюсь, мадам. Но не могу ли я указать…

— Нет, не можешь, — сказала Глэдия и отвернулась.

Некоторое время было молчание. Она сделала несколько шагов, и тогда раздался спокойный голос Жискара:

— Мадам, я прошу вас верить мне.

Глэдия остановилась. Почему он употребил это выражение? Она снова услышала давний-давний голос: «Я не прошу тебя любить его. Я прошу тебя верить ему». Она сжала губы и неохотно, против воли, вернулась назад.

— Ну, — сказала она неласково, — что ты хочешь сказать, Жискар?