Роботы утренней зари

— Зря. — Она слегка откинулась в кресле. — Наши отношения с Внешними Мирами весьма шатки. Вы, конечно, почувствовали, что ваши два детективных подвига облегчили положение. Так оно и есть. Эта ужасная гиперволновая пьеса тоже помогла. Но облегчение такое… — Она почти сдвинула большой и указательный пальцы. — Против такого… — Она раскинула руки. — В таких обстоятельствах мы вряд ли могли рисковать послать вас на Аврору, на главный Внешний Мир, где вы, возможно, сделали бы что-то, что усилило бы межзвездную напряженность.

Бейли посмотрел ей в глаза.

— Я был на Солярии и не сделал ничего плохого. Наоборот…

— Да, я знаю. Но вы были там по просьбе космонита, а это далеко не то, что быть там по нашей просьбе. Вы не можете не понимать этого.

Бейли молчал. Она продолжила:

— Ситуация стала много хуже в то время, когда вы прислали вашу просьбу, и вице-секретарь правильно сделал, что отклонил ее. А в последний месяц положение стало особенно скверным.

— Это и есть причина нашей конференции, мэм?

— Вам не терпится, сэр? — ядовито спросила она с начальственными интонациями. — Вы приглашаете меня идти прямо к цели?

— Нет, мэм.

— Явно приглашаете. А собственно, почему бы и нет? Я становлюсь утомительной. Давайте ближе к делу. Вы знаете Хэна Фастольфа?

— Я встречался с ним однажды, — осторожно ответил Бейли, — три года назад, в Космотауне.

— Вы, кажется, понравились ему.

— Он был дружелюбен… для космонита.

Она слегка фыркнула:

— Представляю. Вы знаете, что он был крупным политическим деятелем на Авроре в последние два года?

— Он был членом правительства, как я слышал от своего бывшего партнера.

— От Р. Дэниела Оливо, робота космонитов, вашего друга?

— Моего бывшего партнера, мэм.

— В случае, когда вы решали маленькую проблему насчет двух математиков на борту корабля космонитов?

Бейли кивнул: — Да, мэм.

— Как видите, мы хорошо информированы. Доктор Хэн Фастольф был более или менее ведущим в аврорском правительстве, важной фигурой законодательной власти их планеты, и о нем говорили даже как о будущем Председателе, а Председатель на Авроре, как вы знаете, нечто вроде президента.

— Да, мэм, — сказал Бейли.

Он подумал, скоро ли она подойдет к тому Весьма деликатному делу, о котором говорил комиссар.

Димачек, казалось, не спешила. — Фастольф из умеренных. Он сам так себя называет. Он чувствует, что Аврора и вообще Внешние Миры зашли слишком далеко в своем направлении, как вы, возможно, чувствуете, что мы на Земле зашли слишком далеко в нашем. Он хочет сделать шаг назад, уменьшить производство роботов, ускорить смену поколений, вступить в союз и дружбу с Землей. Естественно, мы поддерживаем его, но очень осторожно. Если мы будем слишком демонстративно выражать свои чувства, это может оказаться для него поцелуем смерти:

— Я думаю, — сказал Бейли, — что он не поддержал бы Землю в исследовании и заселении других планет.

— Я тоже так думаю, и полагаю, что он говорил вам об этом.

— Да, мэм.

— Как вы думаете, он представляет общественное мнение на Внешних Мирах?

— Не знаю, мэм.

— Боюсь, что не представляет. С ним — равнодушие, против него — пылающий легион. Он держится так близко к правительственным постам только благодаря своей политической ловкости и личному обаянию. Его величайшей слабостью, бесспорно, является симпатия к Земле. Это постоянно используется против него, и это оказывает влияние на тех, кто разделяет его точку зрения во всех других аспектах. Если бы вы были посланы на Аврору, любая ваша ошибка усилила бы антиземные чувства и, таким образом, ослабила бы Фастольфа, возможно, фатально. Земля просто не может пойти на такой риск.

— Понятно, — пробормотал Бейли.

— Фастольф склонен рисковать. Именно он устроил вашу поездку на Солярию, в то время, когда его политическая власть едва начиналась, и он тогда был очень уязвим. Но он мог потерять только свою личную власть, в то время, как мы должны были заботиться о благополучии восьми миллиардов людей Земли. Именно это делает теперешнюю политическую ситуацию почти немыслимо деликатной.

Она сделала паузу, и Бейли был вынужден спросить:

— На какую ситуацию вы ссылаетесь, мэм?

— Похоже, что Фастольф вовлечен в серьезный и беспрецедентный скандал. Если он неповоротлив, то его политический крах — дело нескольких месяцев, и это будет реальным бедствием для Земли.

— Могу я спросить, в чем его обвиняют? Коррупция? Измена?

— Ничего такого подлого. Его личную честность не подвергают сомнению даже его враги.

— Тогда преступление по страсти, убийство?

— Не совсем убийство.

— Не понимаю, мэм.

— На Авроре, мистер Бейли, есть люди и есть роботы, в большинстве своем похожие на наших, немногим лучше. Но есть и человекоподобные роботы, настолько человекоподобные, что их можно принять за людей.

Бейли кивнул: — Я ага хорошо знаю.

— Я полагаю, что уничтожение человекоподобного робота не совсем убийство в точном смысле этого слова.

Бейли подался вперед, широко раскрыв глаза, и закричал:

— О, дьявол! Женщина, хватит фокусов! Вы хотите сказать, что доктор Фастольф убил Р. Дэниела?