Роботы утренней зари

Оба вышли возле Управления. Бейли сдал робота в дверях и получил расписку. Он тщательно проверил дату, время и серийный номер робота и положил расписку в сумку. До конца дня надо будет проверить, чтобы передача была зарегистрирована компьютером. Теперь он мог идти к комиссару — а он знал комиссара. Любая оплошность Бейли будет достаточной причиной для понижения в должности. Он был тяжелым человеком, этот комиссар, и прошлые триумфы Бейли рассматривал как личное оскорбление.

Комиссара звали Уилсон Рот. Он занимал этот пост два с половиной года, с тех пор, как Джулиус Эндерби вышел в отставку, когда шум, вызванный убийством космонита, утих, и можно было спокойно уйти. Бейли так и не примирился с этой заменой. Джулиус, несмотря на все свои недостатки, был не только начальником, но и другом. Рот же был только начальником, он даже не был уроженцем этого Города, его привезли извне. Рот был ни слишком высоким, ни слишком толстым, голова у него была большая, и, казалось, сидела на слегка отклонившейся вперед от торса шее. От этого он выглядел тяжелым: тяжелое тело, тяжелая голова. Даже полуопущенные веки казались тяжелыми. Можно было подумать, что он дремлет, но он никогда ничего не упускал. Бейли заметил это очень быстро.

Рот никогда не говорил раздраженно, но слова его не доставляли удовольствия.

Он сказал: — Бейли, почему вас так трудно найти?

Бейли почтительно ответил:

— У меня было свободное время, комиссар.

— Да, это ваша привилегия С-7. Вы слышали о волновике? Иногда он принимает официальные сообщения. Вас можно вызвать даже в выходной.

— Я хорошо знаю это, комиссар, но нет никаких правил насчет ношения волновика. Нас можно найти и без него.

— Внутри Города — да, но вы были Снаружи, если я не ошибаюсь?

— Вы не ошиблись, комиссар. Я был Снаружи. Но нет такого правила, что в этом случае я должен носить волновик.

— Прячетесь за букву закона?

— Да, комиссар, — спокойно ответил Бейли.

Комиссар встал, мощный и смутно угрожающий, и сел на край стола. Окно наружу, устроенное Эндерби, было давно уже заделано и закрашено. В закрытой комнате комиссар казался еще крупнее. Он сказал, не повышая голоса:

— Вы рассчитываете на благодарность Земли, как я полагаю?

— Я рассчитываю на то, что делаю свою работу, как можно лучше, и в соответствии с правилами, комиссар.

— И на признательность Земли, когда нарушаете дух этих правил.

Бейли не ответил.

— Считают, что вы хорошо поработали в деле об убийстве Сартона три года назад, — сказал Рот.

— Спасибо, комиссар. Демонтаж Космотауна явился, я думаю, следствием.

— Да, и этому аплодировала вся Земля. Считают также, что вы хорошо поработали на Солярии два года назад, и — можете не напоминать мне — результатом был пересмотр торговых договоров с Внешними Мирами к значительной выгоде Земли.

— Я думаю, это есть в записи, сэр.

— И в результате вы стали героем.

— Я ничего такого не требовал.

— Вы получили два повышения, по одному после каждого дела, и была даже гиперволновая драма на основе событий на Солярии.

— Которая была поставлена без моего разрешения и вопреки моему желанию, комиссар.

— Которая, тем не менее, сделала вас героем.

Бейли пожал плечами. Комиссар помолчал несколько секунд и продолжал:

— Но за последние два года вы не сделали ничего важного.

— Земля имеет право спросить, что я сделал за это время.

— Точно. И она, вероятно, спросит. Известно, что вы лидер этой новой причуды бывать Снаружи, возиться с землей и изображать из себя роботов.

— Это разрешено.

— Не все, что разрешено, одобряется. Возможно, многие считают вас скорее странным, чем героическим.

— Может быть, это согласуется с моим собственным мнением о себе, — ответил Бейли.

— У публики короткая память. Героизм быстро исчезает, заслоненный вашими странностями, так что, если вы совершите ошибку, вам придется плохо. Вы рассчитываете на репутацию…

— Простите, комиссар, я на нее не рассчитываю.

— Репутация Полицейского Департамента, на которую вы надеетесь, не спасет вас, и я не сумею спасти вас.

По лицу Бейли промелькнула тень улыбки: — Я не хотел бы, чтобы вы, комиссар, рисковали своим положением, спасая меня.

Комиссар пожал плечами и изобразил такую же бледную улыбку: — Насчет этого не беспокойтесь.

— Но почему вы говорите мне все это, комиссар?

— Чтобы предупредить вас. Я не хочу понижать вас, поэтому предупреждаю сразу. Вы вовлекаетесь в очень деликатное дело, где легко можете совершить ошибку, и я предупреждаю вас, чтобы вы ее не сделали.

Его лицо расплылось в явной улыбке.

Бейли не ответил улыбкой. — Вы можете мне сказать, что это за очень деликатное дело?

— Я не знаю.

— Это касается Авроры?

— Р. Джеронимо велено было сказать вам так, но я об этом ничего не знаю.

— Тогда почему же вы говорите, комиссар, что это очень деликатное дело?