Я так и не сделала этого. Во всяком случае, если даже и сделала, то не до конца. Мои мысли и воспоминания оказались слишком тяжелыми, и кое-что пришлось оставить. То же, что я взяла с собой, я перемешала как куски мозаики, плохо подходящие друг к другу.
– Все те годы я боялась, что ты заберешь Лилиан. Но, если бы ты это действительно сделала, я могла бы вернуть ее. Вот такую историю я рассказывала сама себе.
Я остановилась и сказала:
– Я слишком старая.
И тут я поняла, что Динь-Динь больше не сердится. Да, ее ярость скоро вернется, но теперь для ярости в ее маленьком теле не было места. Остался только страх.
Была ли я счастлива? Я помню – мне совсем не хотелось покидать ее. Я плакала и кричала той самой ночью, когда Динь-Динь оставила меня.
Но я помнила и тех девочек, которых мы похитили в ту ночь, а также человека, который отчаянно пытался помешать нам.
Когда он нашел меня, горе и ярость все еще оставались с ним, но прибавилось и новое чувство – сострадание. Он отвез меня в больницу, позаботился о том, чтобы за мной ухаживали как следует. Он никак не угрожал мне, не пытался причинить боль. Он просто попросил… Он умолял сказать ему, где он сможет найти своих детей.
А я не могла помочь ему – так же, как не смогла помочь Лилиан.
Помню, как я кричала, когда у Лилиан остановилось дыхание. Теперь, слушая вой ветра, я поняла, что с той самой ночи я ни на минуту не переставала кричать.
Резко развернувшись, я встала прямо перед Динь-Динь.
– А интересно, – спросила я нарочито беззаботным тоном, – сколько времени им понадобится, чтобы забыть тебя?
Фея вспыхнула гневом. Я же полетела прочь, маневрируя между ветвями ив. Динь-Динь старалась не отставать, но я отлично знала это место, все препоны и закоулки, все ветки, что могли бы зацепить и остановить нас. Увернувшись от их жадных когтей, я взлетела над лесом, прикрыв глаза от внезапно хлынувшего дождя.
И совсем скоро звон колокольчиков позади меня стих.
Найденные Девочки ждали в темноте, окружив трейлер. Когда они поняли, что я вернулась одна, то бросились врассыпную. Те, на ком еще оставалась блестящая пыльца, упорхнули, как птички. Остальные попрыгали в высокую траву, как кролики.
Я бросилась к Клевер и швырнула ее на газон в самом конце стоянки. Она пыталась сопротивляться, но я схватила ее за запястье и вырвала лезвие из ее руки.
Она дралась, пиналась, кусалась и плакала. Я же обхватила ее обеими руками и прижала к своей груди, чтобы она не смогла причинить себе вреда. Клевер попробовала расцарапать мне руки, но я только крепче обняла ее и принялась ждать. Прошли минуты, а может быть, и часы, и, наконец, время уничтожило волшебные свойства сверкающей пыльцы.
– Я хочу летать, – с яростью в голосе прошептала Клевер.
– Я знаю, – ответила я.
Никто из нас уже никогда не полетит.
– Твоя мама попросила найти тебя, – продолжила я. – Они скучают по тебе. Ты их помнишь?
Клевер задрожала и спрятала лицо в изгибе моей руки.
Потом посмотрела на трейлер. Я знаю, где был Питер и кем он стал. Но я не могла туда вернуться. Во всяком случае, пока. Слишком много оставалось родителей, похожих на Гвен Акерман. Слишком много семей, в которых плач не прекращается ни на минуту. Слишком много потерявшихся испуганных девочек, которых ждет трудное возвращение домой.
Новая цель пустила корни и проросла в холодном камне моего сердца. Я не смогу за них совершить их путешествие, но я могу быть их компасом. Я могу им помочь, и я им помогу.
Пока же я сидела, обняв Клевер. Две Найденные Девочки, плачущие на плече друг у друга.