Робин Гуд

– Да, мессир! Для Эдвина это перестало быть тайной месяц назад, а для меня только сутки назад.

Улыбка епископа стал еще теплее.

– Я так и думал! – воскликнул он. – Шериф, вероятно, увидел крест у вас на груди и поэтому вас не убил?

Рука Робина против воли метнулась к рукояти меча, но тотчас и опустилась. Взгляд преосвященного Антония был еще мягче его улыбки, и разбойнику стало стыдно за свой порыв.

– Я узнал вас, Робин Гуд, хоть и видел только издали, – произнес епископ. – Еще тогда мне показалось, будто вы похожи на шерифа, но это могло быть ошибкой. Потом он вернулся с окровавленным мечом и сказал, что вы ушли от него, а в глаза при этом никому не смотрел. Хорошо, что Господь свел вас с вашим братом. И вам, и ему это пойдет на пользу.

– Ему уже пошло! – неожиданно Гуд ощутил, что к нему возвращается его спасительное нахальство. – В Ноттингеме ожидается бунт, шерифу не уехать оттуда, а послать к вам было бы некого, не окажись я под рукой. Да, собственно говоря, и дело, с которым он меня прислал, Эдвин узнал от меня. Вот его письмо, прочтите!

Епископ Антоний взял тугую бумажную трубку, сломал печать и, прежде, чем развернуть свиток, неожиданно подошел к посланцу и положил руку ему на плечо:

– Болит? Вижу, что болит. Садись-ка, сын мой, на постель, не то, если ты рухнешь посреди моей кельи, придется звать братьев и отвлекать их от молитв, а кого-то уже и ото сна. Садись, садись. И выпей вот это.

Робин молча опустился на узкую лежанку епископа, взял из его рук стакан, в который тот налил несколько капель какого-то зелья из зеленой прямоугольной бутылочки, и ощутил, как по телу разливается тепло, а силы начинают возвращаться, и головокружение проходит.

– Монастырские настои творят чудеса! – епископ развернул письмо и внимательно прочел его, кажется, даже два раза. – Вот, оно как! Предполагал я нечто подобное, но надеялся, что это – мое старческое воображение. Спасибо, сынок, спасибо! А теперь расскажи мне все сам и как можно подробнее.

Выслушав рассказ Робина, преосвященный Антоний вновь сделался суров. Он придвинул к столу единственный в келье стул, сел и принялся писать, отрезав тонким ножом три полоски от большого листа бумаги. На каждой из полосок епископ писал, судя по всему, одно и тоже, но тщательно и аккуратно, очень мелко, чтобы поместить на небольшой бумажке достаточно большое письмо. Потом бережно свернул три крохотных свиточка и перевязал каждый шнурком.

– Леди Элеонора, – сказал он, закончив свою работу, – оставила мне четырех почтовых голубей, выращенных в замке Дюренштейн и привезенных ею оттуда. Она предвидела, что они могут понадобиться. Весь месяц я очень берег этих голубей, а недавно обнаружил, что их пытались отравить.

– Что, у вас здесь тоже завелись тамплиеры? – спросил Робин.

– Полагаю, их шпионы были здесь давно, – засмеялся преосвященный Антоний. – Этот монастырь, во-первых, не беден, во-вторых, имеет влияние в графстве, а в-третьих, это – резиденция епископа, значит, уже место, где этим демонам непременно нужно зацепиться. Я не вечен, а после моей смерти можно попробовать посадить здесь кого-то своего.

– Неужто они поднимаются даже так высоко? – Гуд почувствовал легкий холодок в груди. – Неужто могут замахнуться и на сан епископа?

– Если им служат иные короли, то почему не посягнуть и на епископский престол? Они пытаются противостоять Тому, Кому противостоять невозможно – Господу Нашему, и всячески ищут, с какой стороны можно нанести урон Христовой вере. Голубей отравить их шпион не сумел – я заметил, что кто-то подменил зерно в кормушке и высыпал его в окно. А наутро нашел на подоконнике двух мертвых пташек… Сейчас за голубями неусыпно наблюдает монах, которому я всецело доверяю. Сообщение, которое я на рассвете отправлю королеве, очень важное, поэтому я пошлю сразу трех голубей. А теперь тебе нужно отдохнуть, Робин. Лекарство лекарством, но ты выглядишь не лучшим образом.

– Знаю. – При епископе Гуду совсем не хотелось бравировать, да и сил на это уже не оставалось. – Если бы поспать часа три…

– Можно и дольше. – Его преосвященство взглянул на большие песочные часы, занимавшие угол стола. – Мне сказали, что ты приехал не один. Кто там с тобою?

– Малыш Джон. Вы видели его вблизи, поэтому Эдвин посоветовал мне войти к вам одному. Но зрение у вас слишком острое.

– Просто вы с братом очень яркие люди! – засмеялся епископ. – Иди к своему Малышу и ступайте в келью, которую вам наверняка уже приготовили братья. Утром вас разбудит колокол. Если хотите, приходите на утреннюю мессу.