Робин Гуд

Тем не менее, дорога была не ближняя, и хотя Робин с Джоном старались делать лишь самые краткие остановки, чтобы дать отдохнуть коням, достичь монастыря святого Августина, резиденции епископа Антония, им удалось лишь к ночи. Мост через неглубокий ров, окружавший монастырские стены, был опущен, но ворота, разумеется, уже закрыты, и Малыш решил было поколотить в них своим пудовым кулаком. Однако Робин остановил товарища.

– Не стоит поднимать шума. Подождем до рассвета.

– Мы же потеряем время! Ты же сам говорил: дорог каждый час! – возмутился Джон. – А монахи, будь уверен, еще не спят – небось, все, как один, стоят в кельях а коленях и молятся. Мне брат Тук рассказывал – они так чуть не всю ночь делают.

– Тук тебе расскажет, только рот открывай! Да нет, Малыш, не в этом дело – спят, не спят. Но ведь нужно убедить его преосвященство отправить почтового голубя. А где ты видел, чтобы голуби летали ночью?

– Ну да! – неохотно согласился великан. – Вот были бы почтовые совы, тогда дело другое.

– Тогда они не летали бы днем. Давай-ка лучше, наломаем веток вон, в тех кустах – надеюсь, монахи не будут на нас в обиде, да разведем костер. Ночь холодная, можно насмерть простудиться. Надеюсь, ты не забыл нашу корзинку?

– Ну, как это забыл? Вот она!

Джон с готовностью отцепил от седла и раскрыл ту самую корзину, что сутками раньше принес раненому предводителю в дом костоправа Ганнесимуса.

За весь день друзья лишь раз немного перекусили, и теперь обоим казалось, что их желудки прирастают к позвоночнику. К тому же, у Робина от долгой скачки невыносимо ныло раненое плечо, голова кружилась, и он был просто счастлив, что можно, наконец, просто сесть и отдохнуть.

Расседлав коней, гонцы уселись на свои седла, поближе к жарко разгоравшемуся огню, откупорили глиняную бутыль, разломали на куски большую ячменную лепешку и разрезали тушки двух куропаток.

Монастырь святого Августина располагался в живописной долине, вблизи города Уорвика, среди дубовых и ивовых рощиц, перемежавшихся с открытыми полянами. Эти поляны прорезали сразу несколько ручьев, поэтому недостатка в сочной траве здесь не было ни летом, ни осенью. Окрестные крестьяне, а сел вокруг города и монастыря насчитывалось немало, держали овец и свиней и до введения принцем Джоном дополнительного оброка на домашнюю живность, жили в относительном достатке. Теперь же деревни обнищали, более половины скота крестьяне, отчаявшись, перерезали, и многие из вилланов, и даже из вольных стали работать на монастырских полях, отрабатывая, таким образом, дань, которую прежде платили шерстью и мясом.

Гонцы на закате миновали такое поле, чистое, будто ладонь. Если раньше на убранных по осени полях можно было увидеть сухие стебли, а то и разбросанные кое-где колоски, то теперь все подбиралось дочиста – епископ Антоний запретил монахам выходить на осенний сбор колосьев, чтобы эти остатки урожая помогли перезимовать самым бедным крестьянским семьям. Люди собирали и солому, которой кормили скот, а то и топили печи. Правда, его преосвященство снял запрет со сбора сушняка и сучьев в принадлежащих монастырю рощах, но за зиму все это изводилось дочиста.

Тем не менее, среди росших вплотную к монастырским стенам кустов жимолости сухих веток нашлось немало, и путники надеялись, что дров им хватит до утра.

Робин еще по дороге подробнее рассказал другу обо всех своих приключениях (утром, в таверне, он был слишком взволнован, чтобы много об этом говорить), а теперь сообщил и о разговоре с Веллендером, и о том, что приемный отец сэра Эдвина оказался родным отцом самого Малыша.

– Ну, надо же! – умилился великан. – Какой никакой, а я, оказывается, тоже родственник шерифа. Вот уж, не думал! Слушай, Робин, а как же теперь ты будешь разбойником, если у тебя такой брат?

– А что ты мне посоветуешь?

Малыш развел руками и от волнения отправил в рот едва ли не половину куропатки.

– Уж и не знаю, что тут посоветовать! Ты же не будешь причинять своему брату зло. Это ведь грех, верно?

– А грабить людей на дорогах не грех? – насмешливо спросил Робин. – Спохватился, вспомнил о грехах!

– Ну, все же… Одно дело, чужие люди, богатые, жадные, а другое дело – твой собственный брат.

Гуд задумчиво тянул вино и молчал. Потом заговорил, и на этот раз его голос прозвучал очень серьезно:

– Знаешь, я за это время не раз и не два думал обо всем этом… Ведь, как мог бы поступить на его месте кто другой? Обнаружилось, что его брат-близнец, оказывается вор и разбойник. Позор, верно? Позор! А потом он, ко всему прочему, узнает, что их с новоявленным братцем настоящий отец, оказывается граф Лестер! Значит, в случае удачи, справившись с самозванцем Винсентом, можно получить титул графа и немалые богатства. Делить их с разбойником? Была охота! Как думаешь, что лучше всего сделать в таком случае?

Джон доконал куропатку и почесал жирным пальцем в затылке.

– Как сказать! Тут подумаешь…