Робин Гуд

Они не успели даже миновать двор, как на внешней лестнице появился сам хозяин замка. Он сбежал по ступеням, запахивая полы широкой суконной котты и, не раздумывая, ухватил пришедшего за локоть.

– Пойдем! В дом пошли, я сказал! Мервин, в ближайшее время я никого не желаю видеть!

Почти втащив Робина в зал и захлопнув за ним дверь, Веллендер повернулся и, наконец, перевел дыхание.

– Ты что, ополоумел?! – его голос выдал одновременно волнение и злость. – Это слишком даже для твоей всегдашней бравады! Половина моих стражников знают тебя в лицо! Хорошо, что сегодня стояли новички.

– Твои стражники знают меня с бородой и с не подстриженной гривой! – устало возразил Робин. – Но если бы они меня и узнали, то ведь доложили б тебе, верно?

– Или пристрелили бы тебя, не докладывая! Хочешь вина? Оно, возможно, еще не остыло.

– Хочу! – кивнул Гуд. – Это как раз то, что мне сейчас нужно. Прости, Эдвин, но у меня не было выхода – дело действительно срочное.

Котта на груди шерифа слегка распахнулась, открывая голую грудь, и Робин увидел то, что и ожидал увидеть – кипарисовый палестинский крест, окаймленный серебром и украшенный гранатами.

– Ты про этот крест ничего не знал? – поймав его взгляд, спросил Эдвин.

– Нет! – мотнул головой Робин, залпом выпивая полстакана и только после этого усаживаясь за стол мгновением позже хозяина. – Я понятия не имел, откуда он у меня.

– И как узнал правду?

Гуд невесело усмехнулся:

– Притчу о блудном сыне помнишь? У меня, как и у тебя, был приемный отец. Он любил меня и верил мне, а я поверил мерзавцу, который его оклеветал. Долго рассказывать. Удрал из дома, двенадцать лет прослужил наемником, где попало и у кого попало, а что со мной было дальше, ты знаешь. Но вчера я узнал то, о чем сейчас расскажу тебе, и решился поехать к моему приемному отцу, сэру Саймону Локсли, надеясь получить у него, если не помощь, то хотя бы совет. Приехал и узнал, что он умер.

– Рыцарь Локсли был уважаем в Ноттингеме, – сэр Эдвин тоже налил себе вина, однако лишь пригубил его, – Он был двоюродным братом моего приемного отца, прежнего ноттингемского шерифа. Мне говорили, что у него когда-то сбежал сын. Знаю, как он его… как он тебя ждал. Я был на его похоронах.

– А я, как ты понимаешь, нет! Но его служанка, моя добрая старая кормилица Флориана Тейлор рассказала все. И о том, как негодяй, которому я всю жизнь верил, когда-то убил нашего с тобою родного отца, Эдвин, и о том, как Флориана с сыном помогла бежать нашей матери, которую тоже собирались убить, как она родила нас на проезжей дороге и умерла от кровотечения…

– Вот оно что! – Веллендер не то, чтобы был поражен, он уже предполагал нечто подобное, однако слова брата привели его в волнение. – Так, значит, мельник Кристиан Кей тоже не наш отец! Я так и думал.

– А я думал, что ты знаешь всю правду, коль скоро, увидав крест, понял, что мы – братья.

Шериф покачал головой:

– Нет, Робин. Мой отец, мельник Кристиан, об этом со мной не говорил. Но однажды я спросил его, откуда у меня этот необычный крестик – никогда такого ни кого не видел… И вот тогда он ответил, что пока ничего не может рассказать, но, возможно, когда-нибудь расскажет. И добавил: «Одно скажу тебе, Эдвин, если когда-нибудь встретишь человека одних с тобою лет и с точно таким же крестом на шее, то это твой родной брат!». Значит, тебе теперь известно больше моего? И кто же наш настоящий отец?

– Граф Экберт Лестер, прямой потомок первого короля-саксонца.

Сэр Эдвин присвистнул.

– Нич-чего себе родство! В таком случае, наш злой демон – его младший брат, Винсент. Ну, об этом негодяе я знаю достаточно. Так вот, кто пытался помешать королеве Элеоноре выкупить Ричарда из плена! Думается, она это знала, но не сказала мне, когда я провожал ее в Скарборо…

Робин смотрел на брата и поражался его спокойствию. Наверняка рассказанные им новости потрясли Эдвина не меньше, чем недавно его самого, однако, ни лицо, ни голос, ни движения не выдавали ноттингемского шерифа, он оставался невозмутимо твердым. «Неужели мы настолько разные? – мелькнула у Гуда досадливая мысль. – Ведь близнецы же… Но, наверное, не в этом дело! Просто его служба за много лет выработала и эту твердость, и эту сдержанность. Ему нельзя показывать своих чувств, нельзя ни перед кем себя раскрывать: не обозы ведь грабит – преступников ловит, а с такой работой нервов иметь нельзя, сломаешься!».

– Ты все правильно понял, брат! – проговорил Робин, не удержавшись, налил себе еще вина и укоризненно посмотрел на почти нетронутый стакан Эдвина. – Я не очень много пью?

– Конечно, нет! – Веллендер вдруг улыбнулся, и его суровое лицо сразу стало мягче и тоньше. – Я не пью потому, что перед этим уже хватил пару стаканов. Пей, сколько хочешь. А, может, ты голоден?