Робеспьер

Робеспьер изучил по знаменитым делам правила защиты и искусно положил их в основу работы. К фактическим и правовым аргументам он добавляет в большей степени, чем Бюиссар, детали, взывающие к чувствам: к восхищению развитием наук, к стыду за помехи, которые ему препятствуют, к возмущению решением судей Сент-Омера. Чтобы убедить, адвокат мастерски вовлекает судей в то, что он чувствует, иногда используя "мы", иногда приписывая им свои собственные эмоции: "Это единственный город в мире, где граждане выступили перед своими судьями против громоотводов как против устройств, гибельных для общественной безопасности; [...] вы спрашиваете себя, господа, какая страна могла стать театром для этой невероятной сцены: вы помещаете её в какой-нибудь далёкий край, который никогда не освещался факелом искусств, где имя науки даже неизвестно... Нет, господа, это в центре Европы происходят события, которые вас поражают; [...] именно... в той самой провинции, где мы живём". Таким образом, Робеспьер, не колеблясь, насмехается над невежеством сент-омерских судей; повторить их научные a priori[39], было бы, по его словам, "быть может, наиболее верным средством оставить на своём имени неизгладимый отпечаток глупости". Приглашая разделить его удивление и возмущение, иногда серьёзное, иногда шутливое, оратор приглашает судей восстановить честь правосудия Артуа: судить в пользу громоотвода, значит подтвердить, что провинция достойна Франции и своего века.

Оригинальность работы Робеспьера также связана с его заключительным утверждением, которое резко контрастирует с докладной запиской Бюиссара. Он не хочет новой экспертизы. Нужно вынести окончательное решение, и тотчас же; нужно окончить процесс ради любви к науке, ради чести Артуа, ради славы судебной системы... Однако генеральный адвокат выносит решение о консультации с Академией. Тогда Робеспьер произносит вторую защитительную речь; он подкрепляет своё ходатайство исключительно сильным стилем, множеством риторических фигур. До крайности драматизируя своё дело, он акцентирует внимание на взглядах предающихся веселью европейских народов, на насмешке, которой подвергнется край. Он приглашает науку и Артуа ответить незамедлительно: "Не ограничивайте ваши взгляды узким кругом этой провинции; взгляните на столицу, на целую Францию, на иностранные нации, которые с нетерпением ждут вашего решения [...]. Нужно, чтобы ваш приговор был смелым".

Робеспьер его добивается. 31 мая 1783 г. суд разрешает "стороне г. де Робеспьера восстановить громоотвод". Решение твёрдое и незамедлительное, без предварительной консультации с Академией наук.

Вспышка славы

Робеспьер наслаждается этим моментом славы, тем более что он длится несколько месяцев. Вместе с Бюиссаром он убеждает Виссери взять на себя расходы по изданию двух его судебных речей на сумму в четыре луидора (девяносто шесть ливров). Если следовать свидетельству каноника Девьенна, историка Артуа, они были напечатаны тиражом в пятьсот экземпляров, за шесть луидоров; отпускная цена установлена в пять су в провинции и в пятнадцать в Париже, возможность второго издания, на этот раз парижского, рассматривалась в случае успеха. В конце сентября сто их страниц выходят в том же самом маленьком формате, что и юридическая записка Бюиссара. Впервые произведение, написанное Робеспьером, получает широкое распространение за пределами Артуа, и вскоре его имя появляется в газетах. Молодой адвокат переживает мимолётный опыт славы.

Существуют две версии этих судебных речей: первая заявлена как изданная в Аррасе, у Ги Делазаблоньера, в 1783 г.; вторая - в Париже, в том же году, без упоминания издателя. Даже если последняя странность должна была бы привлечь внимание, мы пришли к выводу о существовании двух следующих одно за другим изданий, исходя из указаний некоторых авторов, что парижское издание включает неизданный элемент, касающийся торговца салатом по имени Бобо, который мог бы стремиться возродить дело. Однако по результатам сравнения двух текстов этот известный факт следует пересмотреть. Для начала уточним, что Бобо, "новый борец в битве против г. де Виссери" появляется уже в аррасском издании... И не без причины! Перелистаем оба документа. Мы увидим у них одинаковые типографские дефекты, одинаковый формат бумаги, один и тот же errata[40], одну и ту же вёрстку; незначительные различия наблюдаются только на страницах пятьдесят второй и сотой. Так называемое "парижское издание" вышло из-под арраских прессов, с изменённым, чтобы создать различия между двумя тиражами, местом публикации. Робеспьер и Бюиссар, наверняка, думали, что упоминание публикации документа в Париже могло бы способствовать его распространению в столице.