Поэтому после кризисных времён требовались хотя бы какие-то достижения. Обычно на эту роль отлично подходят «большие стройки». В Москве такой стало строительство «Царь-города» – огромной белокаменной стены, которая должна была опоясать столицу полностью, а не только её центр. Шесть лет эту Белогородскую стену возводили под руководством зодчего Фёдора Коня – она должна была стать символом возрождающегося после крымских набегов города. Другое дело, что буквально через год после завершения строительства москвичи уже начали селиться за её пределами, так как места в столице всё равно не хватало. Через два века стену и вовсе снесут, а на её месте возникнет нынешнее Бульварное кольцо Москвы. Ещё одним мегапроектом стала «Царь-пушка»: её по указанию Фёдора изготовил мастер Андрей Чохов. Наверняка на это надоумил царя всё тот же Борис Годунов. Ведь с практической точки зрения орудие было бесполезным; чугунную трубу было непонятно на что устанавливать, да и ни одного выстрела за всю свою историю царь-пушка не сделала. Зато получился отличный средневековый пиар-ход: «самые большие пушки = самые лучшие мастера = самая успешная страна».
Чтобы оценить масштаб чугунного изделия, внизу размещены «мелкие людишки»
Но самым крупным имиджевым успехом для Русского царства при Фёдоре Ивановиче стало учреждение патриаршества. Автор напоминает, что хоть формально Русская православная церковь и стала независимой от Константинополя ещё в середине XV века, главным церковным титулом в стране оставался митрополичий сан. В это же время в Православной церкви вообще-то главным титулом был патриарший сан. Всего патриархов было четыре – так повелось ещё со времён Римской империи, но главным из них традиционно считался Константинопольский патриарх (для этого ему даже добавляли эпитет «Вселенский»). Занимательно, что к концу XVI века все резиденции патриархов оказались в руках либо Османской империи, либо прочих мусульманских государств. А самой крупной православной страной давно стало Русское царство. Но пока за старшего по религиозным делам на Руси оставался митрополит, а не патриарх, то формально получалось, что и нет никакой независимости РПЦ, а русские цари и митрополиты в религиозных вопросах должны были подчиняться решениям из Константинополя. И это при том, что патриарх кое-как сводил концы с концами и часто отправлял в Москву посланцев для сборов средств на своё содержание. Чтобы разрешить этот парадокс, нужно было лишь признать РПЦ патриархатом и получить своего патриарха, чтобы все православные знали, на кого равняться и к кому обращаться.
С этим было две проблемы – нужен был лояльный царю митрополит, готовый стать патриархом, а ещё, самое главное, необходимо было согласие константинопольского патриарха на повышение статуса РПЦ. С первой проблемой царю помог разобраться боярский мятеж против его брака с Ириной Годуновой. Одобрившего прошение о разводе митрополита Дионисия лишили сана, и вместо него новым главой Русской церкви стал Иов, который помимо прочего ещё и заведовал усыпальницей Захарьиных-Юрьевых, родственников матери царя. Короче говоря, вовремя пригодились очередные семейные связи. А вот с одобрением патриархов было сложнее – даже с учётом политической обстановки эти старцы не желали делиться своим статусом с кем-либо ещё. Можно было бы устроить самовольное провозглашение патриаршества, ни с кем не советуясь, но Борис Годунов вместе с Боярской думой решили, что всё же лучше договориться. В 1586 году за очередной порцией «материальной помощи» приехал Антиохийский патриарх Иоаким. Его щедро задобрили подарками и почестями, взамен попросив замолвить словечко перед константинопольским патриархом. Каково же было удивление всех, когда этот самый патриарх (звали его Иеремия) уже в следующем году почти что инкогнито появился под Смоленском.