Ритуал для посвященных

Через день он появился в краевом УВД. Демидов был спокоен и даже весел. Чувствовалось, что навалившиеся разом неприятности миновали и он снова стал самим собой — лучшим оперативником Дальнего Востока. Умным, рассудительным.

— Ооржак прооперировали, ее жизни больше ничего не угрожает, — сообщил он. — Налетчики не объявились. Кто они и что с ребенком, я не знаю и не хочу знать. «Соседи» себя не проявляли, так что, по всей видимости, их интересовал кто-то другой в подъезде. Пронесло, одним словом! Тучи развеялись, можно жить дальше.

Демидов снял очки, начал тщательно протирать линзы.

— У меня есть для тебя две новости, — продолжил он. — В твоей помощи мы больше не нуждаемся. Федореев распорядился, чтобы тебя больше на вахте не пропускали без специального разрешения.

Демидов вернул очки на место, неприязненно посмотрел в глаза Воронову:

— А сейчас — до свидания! Я занят. У меня много работы.

Виктору не надо было повторять дважды. Он выложил на стол ключ от кабинета Демидова, сухо кивнул на прощание и навсегда покинул краевое управление милиции.

На улице он остановился.

«Изгнание состоялось! — подумал Воронов. — Вместо благодарности за год совместной работы меня выставили за дверь, как напакостившего квартиранта. В чем моя вина? В том, что хотел отыскать похищенного ребенка? Что в этом незаконного? Если бы я его нашел, то был бы на коне. Но обстоятельства сработали против меня, и я остался в дураках, с клеймом неудачника. Ну и черт с ним! Давно надо было от этой затеи отказаться. Такова, наверное, судьба сына Алексеевой, что он никому не нужен: ни матери, ни милиции, ни родственникам. Мне он тоже не нужен. Все! С младенцем и его розыском закончено. Кому надо, — тот пускай и ищет его, а я — пас! У меня в школе дел полно. Я в Хабаровск учиться приехал, а не преступления за местных оперов раскрывать».

28

Наступил март. На улице потеплело. Проталины еще не появились, но пронизывающие ветры уже стихли. Солнце, поднимая настроение, стало светить ярче.

Воронов с головой погрузился в учебу. Временами у него появлялся зуд практической деятельности, тянуло в Управление уголовного розыска, но Виктор знал, что пути назад нет, и давил в себе тягу к приключениям, как мог. На радость Архирейскому он написал новую работу по социологии наркомании, в которой подробно исследовал взаимосвязь климатических условий Дальнего Востока и всплеск «натуральной» наркомании, то есть наркомании, основанной на употреблении мака и марихуаны.

Беда подкралась незаметно. В четверг, на второй паре, дневальный по курсу вызвал Воронова к Трушину. В кабинете начальника курса за приставным столом, откинувшись на спинку стула, сидел мужчина, которого Виктор раньше видел в школе и даже краем уха слышал, что это куратор школы от КГБ. Контрразведчик был одет в темный костюм, светлую рубашку, однотонный галстук. Внешность чекиста была неброской, ни одной примечательной детали: ни шрама, ни родинки, ни крючковатого носа. Аккуратная прическа, гладко выбритое лицо — на проспекте Карла Маркса за пять минут встретишь с десяток таких мужчин и ни одного не запомнишь.

Чекист сидел в расслабленной позе. Чувствовалось, что он — истинный хозяин в кабинете, а Трушин — временщик, который сегодня есть, а завтра его уже нет, будет переведен на другую работу.

— Молодость — это бурлящий котел, — контрразведчик кивнул вошедшему в кабинет Воронову, указал на стул напротив себя и продолжил философствовать. — Если в начале жизненного пути из тебя не брызжет энергия, если тебя не тянет ввязаться в какую-нибудь авантюру, то ты уже эмоционально выгорел и через пару лет превратишься в откровенный балласт. Я сам чудил по молодости, но всегда в рамках разумного и разрешенного законом. Меня никогда не подводило чувство осторожности, а вот тебя, — куратор посмотрел на Воронова, — оно подвело. Не желаешь рассказать, кто был инициатором незаконного обыска у гражданки Ооржак?

— Я, — потупился Воронов. — Я думал, что в этой квартире незаконно удерживают похищенного у Алексеевой ребенка. Младенца. Мальчика.

— Еще одно свойство молодости — преобладание чувства ложного товарищества над здравым смыслом. Я понимаю, Воронов, ваше стремление выгородить сотрудников краевого уголовного розыска и взять вину на себя, но никак не могу взять в толк — зачем?

Воронов сделал вдох, чтобы ответить, но чекист не собирался выслушивать его никчемные объяснения, основанные на мнимом чувстве вины перед сотрудниками уголовного розыска.