Рико, Оскар и разбитое сердце

– Они в войну умерли?

– Мать погибла под бомбами, – ответил Фитцке невозмутимо. – Отец умер чуть раньше, от воспаления легких. Меня взял к себе дядя. Не самый приветливый человек. Но он оставил мне в наследство камни. В молодости я много путешествовал. Один. Год за годом искал новые экземпляры.

– Какие экземпляры? – спросил я.

Фитцке закатил глаза.

– Парень, парень! Ты вообще-то когда приметил, что у тебя чердак не в порядке?

Оскар, наморщив лоб, показал на два камня, лежащие перед шкафом. – Слева циркон, – сказал он. – А справа – какой-то кварц. И что должно произойти, когда они вот так вот рядом лежат? С точки зрения геологии они появились с промежутком в сотни миллионов лет.

Фитцке поднял брови.

– Ишь ты! Разбираешься, значит?

– Совсем немного.

– Хоть и разбираешься, а все равно чушь порешь! Чушь и ерунду! – отрезал Фитцке. – Научная трескотня, которую никакой заводчик всерьез не воспринимает! Нужно, чтоб у тебя развилось чувство, какой камень к какому подходит, вот и все. И тогда ты кладешь их рядом. Возраст тут ни при чем.

– А если чувство обманывает? – спросил я.

– Это быстро понимаешь. Если через восемь, девять, десять лет ничего не произошло, просто разделяешь их, и все. У которых острые грани, тем даешь еще пару лет. Им по природе своей надо больше времени. Не знаю почему.

– А потом?

– Потом находишь другие подходящие им камни.

– С новым чувством?

Фитцке серьезно кивнул.

– Без этого никак.

Оскар закатил глаза. Я попытался не обращать на него внимания и огляделся.

– А у вас уже получалось?

– Что ж ты думаешь, я свою жизнь совсем уж зазря профукал? Конечно, получалось! – Фитцке подошел к шкафу, вынул из кармана ключик и медленно отпер одну из многочисленных дверей.

– Надо уходить. И поскорее, – шепнул мне Оскар, не отрывая взгляда от спины Фитцке. – Он совершенно чокнутый!

Я помотал головой. Оскару все это не обязано было нравиться, но меня по-настоящему захватило. Ужасно хотелось попробовать свести вместе пару камней! Хотя я был не совсем уверен, что это работает. Но чувства у меня точно хватило бы, и парочки подобрались бы хорошие. Ждать восемь-десять лет, конечно, немножко слишком долго. Даже улитки размножаются быстрее. А уж проворными их никак не назовешь. Ведь не исключено, что Фитцке делает что-то неправильно, и процесс разведения можно ускорить.

Фитцке обернулся к нам, держа в руках какой-то ящичек. Я громко втянул воздух. Это была старая шкатулка темного дерева. На крышке слон. Из слоновой кости. Шкатулка была просто невероятно похожа на мою с черепахой. И даже красивее. Хоть и поменьше.

– Никому еще не показывал, вы первые… – пробормотал Фитцке и открыл крышку. – Вот он, мой теленочек. Камелёнок, вот как я его зову.

Никогда бы не подумал, что его резкий голос может звучать так нежно. И никогда бы не подумал, что разведение камней как-то связано с телятами.

– Когда от айсберга или глетчера откалывается часть, то говорят, что они «телятся», – объяснил Фитцке, заметив мой недоуменный взгляд. – С камнями то же самое.

Мы с Оскаром одновременно вытянули шеи. Внутри шкатулка была обита мягкой синей материей. На ней лежал камень-теленок – размером меньше, чем ноготь на моем большом пальце. Он был похож на крошечную картошку. Серо-коричневый с белой полоской посередине.

На вид совершенно обычный. Я бы и не подумал нагнуться за таким на улице или в парке. Но все равно он был классный! Я протянул руку.

– Лапы прочь!

Раз-два, и крышка захлопнулась. Промедли я всего пару сантиметров – и остался бы без пальцев. Вообще-то вполне можно было и обидеться, но я все еще был околдован этим бесконечным множеством камней, особенно в ванной. Не говоря уже о камелёнке.

– А где его родители? – спросил я с любопытством.

– Продал, – коротко ответил Фитцке. – Другому заводчику.

Я услышал, как Оскар тихо фыркнул. Фырканье прозвучало как «эта чушь потихоньку начинает надоедать». Именно так Оскар сейчас смотрел на Фитцке.

– А тот камень, который вы две недели назад во двор кинули… – начал он. Но Фитцке прервал его на полуслове, отмахнувшись, как от назойливой мухи. Честно говоря, я думал, что Фитцке нас затем и позвал, чтобы во всех подробностях рассказать, как же он пришиб Мистера 2000. Но теперь я уже не был так уверен.

– Каменюка оказалась ни на что не годной, – с отвращением объявил он. – Пятьдесят лет пролежала совершенно без толку. То в одной комнате, то в другой. Пока я ее в девяносто восьмом не пристроил к водяным камням в ванной. Но и там она только бока отлеживала. Терпение иссякло, ну я и выкинул ее две недели назад.

Фитцке вернулся к шкафу. Поставил шкатулку с камелёнком обратно и снял с верхней полки толстую тетрадь в потрепанной зеленой обложке.

– Мой журнал. Тут все записано: происхождение каждого камня, все его данные, какой с каким в паре, с какого времени и в какой комнате. Ну, и списания, конечно.

Он жестом пригласил нас подойти поближе, открыл книгу и стал перелистывать страницы. Они были заполнены от руки текстами и таблицами. А еще там были рисунки. Тоже сделанные Фитцке. Очень даже красивые!