Рико, Оскар и разбитое сердце

Все еще среда Каменюшня

Мы чуть не забыли вернуться в «Эдеку» за покупками. Оскар выбрал себе «корм для студента». Это такой пакетик с замечательной вкуснятиной – смесью разных орешков и изюма. Правда, я никогда не видел, чтобы Бертс, Юле и Массуд такое ели, хотя они все трое учатся в универе. А вот фрау Далинг иногда подает ее к столу. Когда мы смотрим какой-нибудь детектив, а делать ленивчики ей лень.

– Что за ленивчики? – спросил Оскар, когда я ему про это рассказал. Мы как раз расплачивались на кассе.

Я пожал плечами:

– Ленивчики – это просто ленивчики. Просто режешь бутер на маленькие кусочки.

– А-а! Ты хочешь сказать – канапе!

– Он хочет сказать – кораблики, – сказала кассирша, улыбаясь, – особенно если со шпажками.

Я забыл, как ее зовут. И вспомнить все равно бы не смог. В голове тут же включился барабан. Только в этот раз вместо шариков там завертелись кусочки бутербродов с разными названиями.

– А у нас их укусиками называют, – послышался за спиной чей-то теплый голос. Тут барабан окончательно превратился в переполненную хлебную корзинку.

Я обернулся. Мне улыбалась незнакомая шикарная женщина. Сначала я подумал, она стоит там просто так, чтобы подслушать наш разговор и посмеяться. Потому что тележки для покупок у нее не было. А потом заметил у нее в руке бутылку шипучки.

– Почему укусиками? – спросил я.

– А почему нет? Они же на один укус, верно? – сказала она, все еще улыбаясь. Узкий зеленый костюм здоровско подходил к ее коротким рыжим волосам и жемчужным бусам. Жемчужины наверняка были настоящие.

Мы отошли от кассы и услышали, как кассирша говорит этой женщине:

– Четырнадцать евро девяносто восемь центов.

– Ничего себе шипучка стоит! – шепнул я Оскару.

– Это не шипучка, а настоящее шампанское, – шепнул он в ответ. – И довольно недорогое.

Мы вернулись домой. Я отпер дверь квартиры. Ноги вдруг задрожали, в голове застучало и зашумело. Наш разговор у детской площадки показался каким-то дурным сном. Может, он и правда мне только приснился? Что, если Оскар все-таки обознался и вчера на бинго что-то напутал? Что если мама действительно продает на «И-бэе» всего-навсего пластиковые сумочки?

Но тут я вспомнил про мамину печаль. Она появилась всего пару недель назад. Хотя на бинго-то мы ходим уже несколько лет. Но все равно – разве не может мамин отсутствующий взгляд быть связан именно с этими сумочными делами?

Тук, тук, тук, бум, бум, бряк…

– Мне надо в туалет, – сказал я Оскару. Он кивнул, забрал у меня сумку с покупками и пошел на кухню к маме. В раковине звякала посуда, в коридор доносилась музыка из радио.

Я прошмыгнул в ванную, заперся и уселся на край ванны. Как раз вовремя. Ноги были как пудинг и подгибались сами собой. Потом я закрыл глаза.

Для тех случаев, когда мне совсем плохо или страшно, но не хочется, чтобы кто-нибудь это заметил, у меня есть в запасе одна хитрость. Со шкатулкой. Я ее придумал, еще когда писался в постель. Эта шкатулка сделана из темного дерева. Она стоит у меня в голове на маленькой полке. На крышке – черепаха. Я беру шкатулку с полки, открываю и кладу туда то, что меня пугает. Например, то, что маме угрожают. Еще туда можно положить страх математики и улиц с поворотами. Но шкатулка маленькая, и за раз в нее вмещается не больше двух страхов. Потом я снова закрываю крышку и ставлю шкатулку обратно на полку. Черепаха следит за тем, чтобы страхи успокоились и утихли. А у меня есть время обо всем подумать. Если потом осторожно заглянуть в шкатулку – чаще всего оказывается, что страхи успели съежиться и превратились в обычные бинго-шарики. Тогда им можно запрыгнуть в мою голову обратно к остальным.

Вот и сейчас я открыл шкатулку и положил туда страх за маму. Я тут же захлопнул крышку и погладил черепаху по толстому защитному панцирю – настоящий верный товарищ! Потом зажмурился, открыл глаза и пошел на кухню.

– …Содержат железо и жизненно важные жирные кислоты, которые организм сам вырабатывать не может, – уже издали услышал я бубнеж Оскара. – Считается, что они поддерживают деятельность мозга и полезны при интеллектуальных занятиях. Поэтому такую смесь и называют «кормом для студентов».

Я вошел на кухню, и мама слабо мне улыбнулась.

Оскар инкогнито сидел на стуле, болтал ногами и смотрел, как мама моет посуду. На другом стуле стояла сумка с покупками.

– Мы встретили Фитцке, – доложил я маме. – У «Эдеки».

– Та-ак… Он сказал тебе «дурья башка»?

– Он сказал мне «Доретти». А еще он побрился и помылся. И надел костюм.

Я схватил полотенце и принялся вытирать чашку.

– А еще он пригласил нас к себе!

Мама наморщила лоб.

– Он что, заболел?

– Давно уже, – сказал Оскар. – У него винтиков очень сильно не хватает.

Он заболтал ногами еще быстрее. Как будто хотел, чтобы все видели, как уютно ему у нас на кухне. Но так дело не пойдет: когда живешь вместе, не годится, чтобы всю работу делал кто-то один. Или даже двое.

Я показал на сумку:

– Давай ты немножко поможешь. Пожалуйста. У нас тут, знаешь, есть кое-какие правила.

Ноги заболтали медленнее. Потом совсем остановились.

– Что за правила?