– Ниночка, в антракте будет буфет. Тихо приготовьте все на овальном столе. И как кончится действие – сразу раскрывайте дверь.
– Но я же страшно устала. Этот бесконечный переезд, волнения, ваши концерты. На сегодня с меня достаточно.
– Ну вот… Всегда вы так… И замолчал…
Однако все было устроено. И она была подтянута и гостеприимна. В тонких фарфоровых чашках дымился английский чай, и крошечные изысканные бутерброды во множестве красовались на двух больших плоских тарелках. Все сверкало чистотой. Два больших торшера уютно освещали комнату. На уже знакомой нам складной подставке, на заранее выбранной странице был раскрыт только что привезенный альбом с репродукцией, по своему совершенству сравнимой с подлинником. Словом, жизнь за какой-то час была налажена так, будто и не было никаких отъездов и никаких волнений, будто к этому домашнему вечеру готовились давно, с удовольствием и предусмотрели, продумали все…
– Да. Она умела взять себя в руки. Но ведь в эту минуту она была счастлива. Она была счастлива тем, что Славочке чего-то хотелось, что сейчас он чувствует себя сносно и все пока хорошо.
– Галя, расскажи, как складывалась их жизнь дальше? Как работал Святослав Теофилович? Ведь с каждым годом он все больше болел. Но концертов было все-таки много. Как он успевал их готовить?
– Как только ему становилось лучше, на вес золота ценилась каждая минута. Нина Львовна тут же все налаживала.
Однажды она позвонила мне в Москву из Франции и попросила срочно приехать к ним: Славочке лучше и можно репетировать. Мы должны были дать два концерта из сочинений Грига. Один в Тарусе, в зале городского кинотеатра, другой в Москве, в Музее изобразительных искусств. Для Рихтера не было никакой разницы, где выступать. Концерт для Тарусы готовился с той же взыскательностью, как и любой другой, для любого зала Парижа или Вены. И вот я, не теряя времени, вылетела к ним.
Мы занимались в местной церкви. Нина Львовна не пропустила ни одной репетиции. Слава все время незаметно следил за выражением ее глаз:
– Ну, как?
Она – сдержанно:
– Все хорошо.
Однако в ее взгляде и в голосе его что-то настораживало:
– Но все-таки…
И тут, подойдя к нам и тщательно подбирая слова, она высказывала свое мнение. И это было всегда очень тактично и точно. И всегда нам помогало.
– Скажи, с ним было легко музицировать?
– О, это сложный вопрос. И да, и нет. Репетировать было замечательно. Его доброта, простота в общении, его умение слушать и считаться с мнением партнера освобождало от скованности. Создавало особый душевный подъем. Он любил, когда партнеры проявляли инициативу, уважал это, считался с этим.
И все-таки в любых ансамблях, с певцами ли, с трио или квартетом, всегда чувствовалось: прежде всего – играет он. Хотя он моментально схватывал звуковую ситуацию, определял в ней место для себя, пропускал партнера вперед, однако его партия никогда не становилась фоном. Нет. Это было музыкальное поле высочайшего напряжения. Оно заряжало все своей художественной энергией. Музицировать с ним было счастьем. Но легко ли? Нет… Не легко…
– Скажи, пожалуйста, был ли какой-то определенный момент, когда их жизнь надломилась?
– Это был скорее не момент, не излом, это был поворот к худшему.
Ты ведь помнишь, как мучили Славочку приступы стенокардии, как часто болело сердце? Тогда врачи боялись инфаркта и рекомендовали операцию – шунтирование коронарных сосудов. На это возлагались большие надежды, надежды не только сохранить жизнь, но и в дальнейшем дать возможность свободно работать. Вот именно надежда свободно работать была очень существенна. Жить и не играть – нет. Он этого не хотел. Итак, вопрос об операции был решен. Но где ее делать? Москва – отпадала сразу. Выбирали между Америкой и Германией. В Америке лечение стоило огромных денег. В Германии – все было доступнее. В обсуждении этого вопроса принял участие Ростропович. Помню, они получили письмо от него. Ростропович предлагал деньги, предлагал оплатить операцию в одной из лучших клиник Америки. Но Слава это предложение не принял (их отношения не были простыми), и осталось одно: Германия.
Операцию сделали. Спустя две недели – осложнение, вызванное сахарным диабетом. Понадобилось еще раз вскрывать грудную клетку. Выздоравливал он медленно. Полного эффекта операция не дала. Он оставался больным человеком, нуждающимся в постоянном наблюдении врачей. Временами его помещали в больницу. Нина Львовна всегда была с ним.
В палате для нее ставили кровать. По утрам вместе с завтраком для него приносили и ей чашечку больничного кофе. Этого ей хватало надолго.
Но ведь в последние годы Славочке приходилось лечить не только сердце. И случилось так, что его попутные болезни тоже потребовали хирургического вмешательства.