Однажды меня услышала известная певица Наталия Петровна Рождественская. Я ей понравилась. Она потом сказала мне, что я напомнила ей ее молодость. Через несколько дней после этого мне позвонили и пригласили принять участие в отборочном туре на конкурс в Финляндию. Нины Львовны не было в Москве. Прослушивание я прошла удачно, и меня включили в состав участников конкурса. Я поехала в Хельсинки, спела и получила золотую медаль. Нина Львовна была просто счастлива. Ведь я смогла выиграть конкурс без ее помощи. Меня заметили и признали.
В ее открытке, полученной мною тогда, есть такие слова – вот, посмотри: «Галюша моя дорогая! Мне радостно и умилительно смотреть на тебя в эти дни. У тебя счастливые глаза, ты нашла себя и удовлетворена – а я взволнована и счастлива. Твоя
– В эти же годы наряду с новой музыкой мы работали над оперными партиями. Их было много, и они были очень разные: Мюзетта и Мими; Сюзанна («Свадьба Фигаро»); Марфа («Царская невеста»); Луиза («Обручение в монастыре»).
Все это разные стили, разные эпохи и совершенно не похожие друг на друга образы. Но работа давалась легко. Нина Львовна была великой артисткой. Ее показ сразу все делал понятным и простым.
И опять меня удивило, как все эти женщины совершенно естественно жили в ней. Словно не было огромного расстояния, отделяющего очаровательную, кокетливую Сюзанну от блаженной страдалицы Марфы.
И еще: она умела сама и учила меня работать к сроку. Нужно, например, петь через несколько дней партию, которую дали сегодня, – значит, будешь петь.
Луизу из «Обручения в монастыре» я выучила с ней за 11 дней. А ведь это Прокофьев.
– Скажи, пожалуйста, Галя, а как преподавалась культура? Она что-то рассказывала? Давала что-то читать? Она говорила с вами по-немецки или по-французски?
– Как-то специально этого не было. Да и зачем? Все вокруг нее было полем культуры. Читать свои книги она давала охотно. Как-то я получила от нее прелестный томик Пушкина, издание середины прошлого века. Это был подарок Ксении Николаевны. На титульном листе я прочла: «Любимого поэта – любимой дочке».
Случалось, она приносила в класс толстые журналы – «Новый мир» или «Советскую литературу». Тогда время от времени публиковали понемногу то Пастернака, то Булгакова. И она тут же давала это нам, но не для того, чтобы мы стали начитаннее, образованнее, нет. Просто ей хотелось обсудить это с нами. Что касается французского и немецкого, иногда мы пели на этих языках. Тут она не жалела времени, добиваясь идеального произношения, но когда это давалось с трудом, не возражала, чтобы мы пели по-русски.
Наступали каникулы. Мы разъезжались. Но она мысленно продолжала заниматься с нами. Вот ее открытка из Юрмалы:
«Галюшенька! Ты должна сегодня приехать. Ужасно хочется о тебе узнать что-нибудь. Я вряд ли смогу приехать к третьему, потому что Святослав Теофилович играет здесь 5-го и 6-го.
Повторяя Елену, последи за задержкой вдоха; внимательно, терпеливо последи на fis и а и выше. Представляй ноту выше; спуская мелодию, удерживай высоту и грудные давай близкие, открытые, но не заваливай их.
Мы здесь хорошо проводим время с Митей. Катаемся на лодке, много ходим, полеживаем на песочке, вдыхаем морской и сосновый воздух.
Жду весточку. Крепко целую. Твоя
Видишь, какая открытка? Как естественно, как просто связывается здесь дело и этот отдых с радостью от моря, от солнца, от сосен. Одинаковый для всех быт санатория ее не тяготит. Она сильно уставала за год и ценила эти несколько недель своей свободы, но даже в это время она думала о нашей работе и советовала, советовала точно, словно держала ноты в руках.
Ты знаешь, некоторые ее письма я до сих пор не могу читать без слез.
Вот, послушай, – это из Венеции (я тогда увлеклась и перетрудила голосовые связки):
«Галюшенька! Что с тобой? Неужели ты больна с тех пор, как я уехала – ведь это уже 10 дней, или еще что-то прибавилось?
Я очень много о тебе думаю здесь, о твоей дальнейшей карьере, о работе более вдумчивой и целеустремленной, чем теперь, о душевном твоем состоянии.
Два часа тому назад мы приехали сюда на поезде. На вокзальной площади шум, крики – представители отелей в фирменных фуражках выкрикивают, подбегают, предлагают свои услуги.
Нашли и мы своего. Подали моторную лодку, и мы поплыли по узеньким каналам сначала, а потом выбрались на Canale grande, где стоит наш отель, очень роскошный, очень комфортабельный, совсем рядом с площадью Святого Марка.
Выехали из Флоренции, поглотившей меня своими неповторимыми красотами, чудом искусства, тенями божественных творцов, где дух их царит повсюду. И я предчувствовала, что воспротивлюсь этому единственному в мире городу, роскошному и прекрасному. Так и оказалось. Но, правда, Венеция встретила нас холодом, ветром и мокрыми от росы домами, а во Флоренции жилось необыкновенно. Светило солнце, и я чувствовала себя совсем-совсем просто и свободно, как в каком-нибудь родном городе, Ленинграде например.
Пообедали, и Слава пошел гулять, а я уже не в состоянии, да и не хочется расставаться с образом Флоренции.