Рифы Времени

Рейво Кюйт выбежал на середину мачтового треугольника и, вскинув руки, повернулся вокруг, приветствуя публику.

На палубе воцарилась тишина. Не идеальная, но все же достаточная для того, чтобы голос Кюйта был слышен на самом дальнем краю. Все уже были знакомы с ни с чем не сравнимым мастерством Рейво Кюйта. А кто сам не видел его демонстраций, тот столько слышал о них от других, что чувствовал, будто побывал на них. Заинтригованные сделанным капитаном объявлением, все ждали, что́ Кюйт покажет на этот раз.

Кюйт посмотрел по сторонам.

– Мне хотелось бы немного приподняться вверх, чтобы всем было хорошо меня видно.

Он поднял руки к груди и раскрытыми ладонями сделал несколько плавных движений снизу вверх. Стопы фокусника оторвались от палубных плит, и тело его начало медленно подниматься.

С разных концов раздались хлопки.

– Нет-нет! – Кюйт поднял вверх указательный палец. – Это совсем не то, что я хотел показать! Мне просто хочется быть у всех на виду. Но в таком зависшем положении мне будет не очень удобно продолжать.

Двое ветроходов быстро принесли небольшой столик и поставили его рядом с висящим в воздухе без какой-либо видимой опоры фокусником.

– Благодарю вас, – сказал Кюйт и шагнул на стол. – Ну, что ж, теперь можно и начать.

Он посмотрел вверх, на накрывший город зеленый полог.

– Атмосфера соответствующая. Не пугающая, но загадочная.

Кюйт сложил ладони перед грудью и обвел взглядом притихшую в ожидании публику. Ему было хорошо знакомо это ощущение – холод на висках, покалывание в кончиках пальцев, легкий зуд в коленках и крестце. Он был сосредоточен и собран. Он готов был удивлять зрителей. Используя для этого все свои возможности. Работая на пределе. И даже порой заходя за ту линию, которую, вообще-то, прежде времени переступать не стоит. Он должен был каждый раз превзойти себя самого. Собственно, ради этого он и выходил снова и снова перед зрителями.

– Итак! – Кюйт развел руки в стороны. – Позвольте мне для начала коротко обрисовать суть того эксперимента, свидетелями и участниками которого мы все в скором времени станем. Насколько хорошо мы знаем тот мир, в котором живем?

– Да вроде неплохо, – ответил кто-то из ветроходов.

– Согласен, – кивнул Кюйт. – Неплохо. Но и недостаточно хорошо. Как правило, мы имеем дело не с конкретными вещами, а со своими представлениями о них. Но при этом мы даже вообразить себе не можем, как воспринимает те же самые вещи человек, находящийся рядом с нами. Поэтому, чтобы не запутаться, мы договариваемся о понятиях. – Фокусник взмахнул рукой и выдернул из воздуха красный платок. – Какого цвета платок?

– Красный! – выкрикнули сразу несколько зрителей.

– Верно. Он красный. Но красный он только потому, что мы договорились так его называть. При этом каждый из нас знает только то, как он сам видит цвет, который мы все договорились называть красным. А что, если я скажу, что он не красный, а желтый?

Кюйт взмахнул красным платком в воздухе, и он превратился в желтый.

– Теперь он желтый! – крикнул горожанин в круглой соломенной шляпе.

– Точно! Желтый! – поддержал его боец с татуировкой в виде змеи, обернувшейся вокруг глаза.

– Разве? – с показным изумлением вскинул брови Кюйт. – А по-моему, он все же красный.

Он даже не двинул пальцем, а платок снова стал красным.

– Но прежде он был желтым! – заметила жена городского главы.

– Нет, прежде он был красный, – возразил ей Кюйт.

– Да, конечно, – махнула рукой Кийа. – Сначала он был красным, потом – желтым, а потом – снова красным.

– Вы ничего не перепутали? – лукаво улыбнулся Кюйт. – Может быть, все было наоборот? Сначала – желтый, потом – красный, а потом – синий?

Зрители дружно засмеялись, потому что платок в руке Кюйта стал синим.

– Нет, я точно помню! – стояла на своем Кийа. – Сначала платок был красный!

– Хорошо! Могу я попросить вас подойти?

Кийа поднялась со своего места и быстрой, легкой походкой, придерживая развевающиеся полы своего разноцветного одеяния, направилась к столу, на котором стоял фокусник.

Кюйт же тем временем сел на край стола, свесив ноги, и делал вид, что обмахивается платком, который при каждом взмахе менял свой цвет: красный, желтый, белый, синий, снова белый, зеленый…

Зеленый кокон, окутывающий Корнстон, к тому времени уже почти превратился в изумрудную сферу, в которой лишь местами зияли голубоватые просветы. Казалось бы, пройдя сквозь сферу, свет должен был лечь на лица людей, на столы, за которыми они сидели, на палубу зеленоватым отсветом. Но, вопреки очевидному, этого не происходило.