– Ничего не поняла. Вообще-то волосы у меня солнечного цвета, это я через болото пробиралась.
– Ты и похожа на лягушку, – согласился я.
– Что-о?
– Тиной пахнешь, – пояснил я миролюбиво. – И холодненькая…
Она попыталась отодвинуть спину от моего горячего пуза.
– Это оскорбление?
– Да ты что, в такую жару это просто щасте!
Она поинтересовалась:
– Ты откуда все-таки?.. Или скажешь только вождям?
– Да какой это секрет, – ответил я. – Видишь, какие у меня конь и пес?.. Удалось перебраться через дикие скалы, пропасти, горящие озера и топкие болота… Уже и не верил, что где-то еще есть люди, как вдруг…
– У нас тоже хватает скал и горящих озер, – ответила она, – но люди селятся везде, где находят клочок земли. Вон там далеко, видишь?
Я поискал взглядом, куда указывает пальцем, не сразу различил за нагромождением уже облепленных зеленым мхом скал приземистый домик с плоской крышей и вытоптанной вокруг него площадкой.
– И что там?
– Над ним раз в неделю появляется страшный смерч, – пояснила она. – Не простой, те узкие и дергаются из стороны в сторону, потом исчезают, а этот широкий… как вот если бы чашка опускалась…
– Дном вверх?
– Откуда знаешь? Еще ни разу не тронул домик!.. Сверху рев, ураган, по кругу вырванные с корнем деревья, но опускается до самой крыши… будто в самом деле пустая чаша, накрывает почти весь до земли, хочет втянуть в себя, но не может…
– М-дя, – ответил я. – Всякое бывает. Мне вот как-то пять раз подряд три шестерки выпало!.. Вот то в самом дело чудо…
Она помолчала, деревья закрыли от нас тот домик, она заговорила снова:
– А еще бывает красный смерч, он ужасен, но смельчаки сразу выползают из нор, в смерче в грохоте грома и блеске молний бывает окно, можно увидеть этот же город, но либо совсем ранний, либо каким станет через годы! Сперва не верили, но потом поняли, что в самом деле можно заглядывать, что будет…
Под конскими копытами в густой траве проступила дорожка. Арбогастр понесся быстрее, а Бобик, уже поняв, куда направляемся, понюхал землю и, взяв след, унесся за деревья и вывернутые из земли каменные глыбы.
Не дождавшись ответа, спросила сердито:
– Страшно?
– Аж жуть, – ответил я равнодушно. – А что вон там за дракон?
Над верхушками деревьев плывет вместе с массой теплого воздуха самый настоящий призрачный дракон, крупный, блестящий, крылья растопырены, но не чувствуется, что держится благодаря им.
– Страшно? – спросила она. – Не бойся. Когда-то был настоящим! Творил много зла, но стал бессмертным, за сотни лет истончился, теперь только призрак.
– А-а, – сказал я равнодушно, – думал, местные герои убили. А тут, оказываются, даже звери от старости помирают.
– Он еще живой, – возразила она.
Словно в подтверждение ее слов, дракон повернул голову и посмотрел на меня стеклянными глазами. Я похлопал по рукояти меча, дракон с неудовольствием отвернулся и поплыл дальше по течению воздушного Гольфстрима, не прилагая усилий, как статистическая единица демократического мира.
Лерна поерзала, проезжаем в полумиле от невысокой горки, там на вершине огромное оранжевое яйцо в три человеческих роста, сверкающее, словно из чистейшего золота.
Я думал, проедем мимо близко, но дорога резко пошла в сторону, сделала большой крюк и снова вышла на прямую.
– А что с ним? – спросил я. – Чего крюк?
Лерна пожала плечами:
– Никто не знает. Полсотни лет тому проломило снизу землю и поднялось… вместе с этой горкой. Она тоже непонятно из чего, но там не камень… Народ стал обходить стороной, но сейчас, говорят, в яйце скребется что-то, шуршит, а на скорлупе появились трещины.
– Ого, – сказал я. – Не иначе, золотой дракон вылупится.
Она сказала хмуро:
– Не к добру это. А ты знаешь, что это?
– Видел уже, – сообщил я. – Но разбираться было некогда. Как и сейчас. Мимо и дальше. Иначе никогда не придем к победе коммунизма… Это старое название глобализма.
Она некоторое время поглядывала искоса, наконец спросила тревожным шепотом:
– А ты хоть сам понимаешь, что плетешь?
– А зачем? – удивился я. – Ты разве не женщина?.. Кому нужен смысл?.. Главное, тепло от моего пуза в твою спину. А слова… это так, чирикающие звуки.
– Сам ты… чирикающий.
– Здорово, правда?.. И вообще, что нам названия? Меня как только не называли, но все равно это я, самый красивый и нарядный.
Она буркнула:
– Не такой уж ты и нарядный.
– А у нас, – пояснил я, – чем проще, тем наряднее. Это называется стилем, а людей зовут стилягами. Или стилистами, не помню. Они еще со стилетами ходят… Может, вернемся, поможешь дракончику выбраться?.. Он тебя увидит первой и будет считать мамой!
Она дернулась.
– Ну и шуточки у тебя.
– У нас насчет импринтинга много шуток, – согласился я. – Не меньше, чем про инбридинг… Нам на ту сторону?
Впереди дорога оборвалась у края бездонной пропасти, через широкий провал переброшен ствол дерева, весь покрытый толстым зеленым, а где и коричневым от старости мхом.
Космы свисают в бездну, лучше на них не смотреть, хотя внизу пролетают какие-то слишком уж огромные летучие мыши, что совсем не мыши, потому глаза сами скашиваются в ту сторону.