– Тоже неверно, – ответил я педантично. – У мужчин скорость выше. В наших телах процессы шибче, если понимаешь, о чем я. Впрочем, сам не понимаю, просто слышал где-то… Но если хочешь, ладно. Постараюсь не убить, но если в самом деле слишком быстрая, то… придется.
Она посмотрела на меня оценивающе, перевела взгляд на Бобика и на моего арбогастра.
– Такой конь и такой пес, – ответила она все еще с сомнением, – если не украл, хороши… ты в самом деле… ну, неплохой воин…
– А такому можно и подчиниться, – сказал я мирно. – Не роняя себя. Я в свою очередь обещаю тебя не бесчестить. В смысле, насиловать.
– Что-о?
– Обещаю не насиловать, – растолковал я. – Ты вообще-то не в моем вкусе. Предпочитаю блондинок. Говорят, дурнее и податливее. Потому у нас обычно красятся под блондинок.
Все еще настороженно рассматривая меня исподлобья, она медленно вложила клинок в ножны.
– Ты тоже не в моем вкусе, – сообщила она злобно.
– Тогда поладим, – сказал я. – Взаимная нелюбовь – лучшая платформа для плодотворного сотрудничества. Ты местная?
– Да, – ответила она с вызовом. – А ты… заблудился? Тогда сочувствую, отсюда не возвращаются.
– Но жить можно?
Она ответила с настороженностью:
– Если выживешь. Но все равно это не надолго. Ты будто не видел Багровую Звезду Зла!
– Я выживучий, – сообщил я.
– Больно ты уверен, – сказала она враждебно. – Даже с лица не изменился. Не поверил? А зря.
– Мне отец сказал, женщинам нельзя верить.
– А придется!
Я сказал миролюбиво:
– Отведи меня к своим. Здесь деревни, города или государства?
Она всмотрелась в мое лицо.
– Почему тебя интересует такое? Обычно все думают только о том, как выжить или сразу вернуться!
– Ага, – сказал я, – уже влюбилась?.. То ли еще будет.
– Скотина, – сказала она и отвернулась. – Иди за мной.
– Давай на моей лошадке? – предложил я.
Она фыркнула:
– И всю дорогу будешь меня лапать?
– Садись сзади, – предложил я. – Вообще-то я добрый, можешь лапать, стерплю и даже не вдарю.
– Скотина, – повторила она, но бросила на арбогастра оценивающий взгляд. – Твоя лошадка точно понесет нас двоих, не заморится. Пожалуй, я ее потом возьму себе.
Я протянул ей руку, она ухватилась крепко, но вместо того, чтобы устроиться позади, предпочла сесть впереди. Я придержал, чтобы не свалилась, она сказала сердито:
– Я только потому сюда села, чтоб тебя не пристрелили, если не увидят меня издали! А вовсе не для того, чтобы щупал своими мерзкими щупальцами!
– Ой, – сказал я, – а почему мне показалось, что тебе жаждалось быть ощупанной?
Она прошипела:
– Я тебя сейчас сама убью! И заберу коня.
– Собачка не даст, – напомнил я. – Кони могут быть не такими верными, но собаки…
Она покосилась на громадного Адского Пса, что идет рядом со стременем и поглядывает на нее страшными багровыми глазами, время от времени приподнимая губу и показывая ужасающего размера клыки.
– Да, – ответила она осевшим голосом, – я не знала, что такие существуют.
– Мы все трое, – сказал я скромно, – замечательные. Так ты уже влюбилась или еще удерживаешься?
– Я удерживаюсь, – огрызнулась она, – чтобы не всадить тебе нож под ребро.
– Добрая ты, – согласился я. – Люблю таких, что не сразу на шею бросаются. Устал от них, знаешь ли… Давай ближе к вечеру, ладно?
Она промолчала, но от нее пошел холод, как от айсберга. Бобик успевал обшаривать все заросли вокруг, то и дело появлялся то с оленем в пасти, то с брыкающимся кабаном, я всякий раз жестом велел отпустить бедную зверушку.
Женщина дергалась при такой расточительности, дичь нужно немедленно свежевать, потрошить и жарить, но Бобик не унывал, ловил даже лесных птиц, отпускал по моему жесту и снова бросался в самую густую чащу.
– Что это за зверь? – спросила она. – Разве это собака?
– Комнатная, – заверил я. – Видишь, какая тихая и послушная?..
– Людей жрет?
– Только некрасивых, – пояснил я. – Или которые нам не нравятся. Тебя как зовут?
Она буркнула с неохотой:
– Лерна.
– Красивое имя, – сказал я миролюбиво. – А меня Ричард. Еще красивше, верно?.. Ты во сне брыкаешься?
Арбогастр выметнулся на вершину заросшего кустарником холма, внизу открылось зрелище ревущего пламени, сквозь которое проступает черный силуэт массивного каменного строения.
Я насторожился только на пару мгновений, но что-то в этом пожаре ненастоящее: через все выбитые окна и двери видно ужасное пламя внутри, жаркое и ревущее, сам же замок мрачен и черен, весь покрыт окалиной, высоко вздымается каменная смотровая башня, где давно сгорело все деревянное, а верх оплавился, как у горящей свечи, на стенах видны потеки камня.
Она ждала, что буду расспрашивать, но я промолчал, тогда слегка поежилась, сказала раздраженно:
– И не спрашивай. Сколько помню, он все горит. И дед мой говорит, что, когда был маленьким, там горело точно так же.
– Опасно?
Она покачала головой:
– Для тех, кто туда сунется сдуру.
– Тогда пусть, – решил я. – Я такие уже видел. А что? Типовуха. То маяк горит, то башня, то вот замок… если это замок, больно хилое нечто. Когда-то дойдут руки, а пока пусть горит. Наши ресурсы не тратятся, и ладно. Во всяком случае, обозримые ресурсы.
Она сказала сердито: