Рядом со мной (ЛП)

Выздоровление идет не вполне гладко: у нее обнаруживается легочная инфекция, которая какое-то время беспокоит врачей и пугает ее саму, заставляя осознать, насколько близко она подошла к смерти на самом деле. Бывают такие дни, когда она от слабости не может держать глаза открытыми, а бывают и такие, когда ей просто хочется встать с этой проклятой койки и пойти. Но она восстанавливается.

Она более-менее приняла тот факт, что пока она лежала в коме, ее родные и Уильям сблизились — она не спрашивает, почему ее никогда не навещает Джон Конрой, и никто сам не вызывается рассказать ей, в чем дело. Она рада до безумия. Уильям ударил ее дядю, но Конроя он наверняка и пальцем не тронул.

Уильям не агрессивен, он добрый и отзывчивый, и он поладил с дядей — не только ради нее. Впрочем, она подозревает, что будь у него возможность, Джона он не просто ткнул бы кулаком. Да, она рада, что Джон Конрой не попадается им на глаза. У нее на то больше причин, чем она может выразить словами.

Уильям приносит вещи из обеих их квартир, он читает ей. Он не каждую ночь проводит в ее палате, но он рядом каждое утро. Он больше не выглядит так, будто его пропустили через мясорубку, но взгляд его всё такой же затравленный.

Когда она пытается заговорить о том, что произошло в подвале — она читала донесения, и официальное, и настоящее, но у нее в памяти по-прежнему есть провалы — Уильям меняет тему.

Однако она по-прежнему видит, чувствует и слышит какие-то обрывки во сне. Сон никогда не повторяется: иногда она даже не в подвале, а где-то совсем в другом месте, в своей квартире или в своей старой комнате в родительском доме. Она не всегда видит того человека, она даже не знает его имени — да, ирония судьбы — но каждый раз без исключения видит Уильяма.

Видит страх в его глазах, видит, как он пытается образумить человека, приставившего нож к ее груди.

И каждый раз видит, как он с мертвенно-бледным лицом опускается на колени.

И слышит, как он умоляет ее не бросать его. Как будто это вообще возможно.

Она сходит с ума.

Она просыпается после очередного такого кошмара. Она должна сегодня быть одна, потому что ей уже лучше — она даже ходила, опираясь на Уильяма с одной стороны и на мать с другой, всего несколько метров, но ей это кажется важным рубежом.

Когда она попросила медбрата принести кофе, тот сказал, что теперь-то Виктория уж точно идет на поправку.

— Если пациенты просят кофе, это значит, им и в самом деле лучше.

— У нее зависимость, — сказал тогда Уильям.

Медбрат усмехнулся. Нет, ей и правда лучше. Ей очень повезло — она всё больше осознает этот факт.

Открыв глаза, она делает глубокий вдох. Окружающая полутьма на мгновение сбивает ее с толку, она не сразу вспоминает, где находится и почему.

Она вздыхает, хорошо помня, что каких-нибудь пару дней назад это естественное действие вызывало у нее нестерпимую боль. Она идет на поправку — ей нужно почаще напоминать себе об этом. Она прикрывает глаза и тут же распахивает их опять: перед глазами встает Уильям в подвале, ужас на лице, ужас в зеленых глазах.

Она не помнит, что произошло, но помнит, что закончиться всё должно было иначе. СРС, настоящие оперативники СРС должны были вмешаться немедленно. Ей нужно было всего лишь показаться на месте преступления — чтобы подозреваемый понервничал.

— Виктория.

Черт! Ее профессиональные навыки определенно ослабли. Она и не заметила, что Уильям находится в палате!

— Разве ты не собирался поехать домой? — спрашивает она.

Домой. Что это вообще такое — дом? Квартира Уильяма? Ее собственная квартира? Эта палата, когда Уильям тут, рядом с ней?

— Мне не спалось, и я решил вернуться. Дэйзи меня впустила.

Уильям очаровал всех медсестер больницы. Очевидно, они не способны устоять перед томным взглядом знойного детектива.

И она их вполне понимает.

Она вздыхает. Уильям мгновенно подходит и помогает ей приподняться. Всего одна подушка! Карма, злопамятная ты тварь.

— Всё нормально, — говорит она.

Уильям издает звук, означающий «ну да, не сомневаюсь».

— Нет, серьезно. Просто сон.

Он улыбается. Ей-богу, она бы всё отдала за возможность обнять его. Ей так его не хватает. Она скучает по своей привычной жизни — ей надоела боль, надоело чувствовать себя грязной, надоела пижама и эта паршивая подушка, а главное, надоело, что Уильям обращается с ней, как с фарфоровой, будто она разобьется, стоит ему до нее дотронуться.

Он касается ее лица — он стирает слезы с ее щек. Она закрывает глаза. Ей недостает его прикосновений, и ей не нравится, что она проснулась в слезах и Уильям увидел ее такой.

Еще ей не нравится думать, что ее сны — это не просто продукт переработки информации в ее подсознании, а реальные воспоминания. Уильяма даже близко к тому подвалу не должно было быть.

— Прости, — говорит она.

Она открывает глаза и встречается с ним взглядом. Она так его любит, что ей физически больно — на миг она не может вдохнуть.

— За что? — спрашивает Уильям. — Я не спал. Ты меня не разбудила.