Рядом с тобой

Галя не верит, что Салман больше не очнется. Она не спит третьи сутки, надеясь на чудо, что бы ей ни твердил Тимур. Чудеса происходят, если в них сильно верить. Уж кто-кто, а они с Салманом это знают – правда, родной мой? Она улыбается и смотрит на букет апрельских тюльпанов, а за окном раннее августовское утро. Старик, сидящий в изголовье кровати и монотонно бормочущий молитву, вдруг вскрикивает что-то непонятное…

Салман открыл глаза!

– Любимый… – Галя счастлива, она не может насмотреться на ожившее лицо.

Старик убегает. Слышен топот множества ног, комната быстро заполняется. Руслан становится на колени, Яха садится на кровать…

Салман обвел всех взглядом, улыбнулся. Галя взяла его руки в свои. Его руки сухие и теплые.

– Спасибо, родная, за все…

Он умолкает, его грудь не вздымается.

– Салман! – в ужасе кричит Галя.

Он вздрагивает, приподнимает веки.

– Я так хотел состариться с тобой…

Он дышит тяжело, с клекотом.

– Спасибо за сына… За любовь… Простите меня…

На его истонченных, высушенных губах блуждает слабая улыбка. Галя падает на колени, обхватывает его голову руками.

– Не уходи! – Она осыпает его лицо поцелуями. – Салман! Не надо! Не уходи! Не оставляй меня! Ты же обещал! Навсегда вместе!

Салман судорожно вздыхает. Она ошалело смотрит в его глаза – он еще здесь. Он разлепляет высохшие губы, и будто время поворачивает вспять: она видит мальчика, на его губах дрожит торжественная улыбка, и белоснежный воротничок облегает тоненькую загоревшую шею. Сейчас он скажет: «Ты очень красивая…»

– Навсегда… вместе… – шепчет Салман.

Она хватает его за руки. Теплые, родные, ласковые руки, в них бьется жизнь, в них течет горячая кровь. Внезапно что-то происходит. Доли секунды Галя не понимает, что это.

Руки странно тяжелеют, и к кончикам пальцев подкатывает бесшумная волна. Волна замирает на доли секунды и снова уходит. Галя пытается поймать эту волну, ее пальцы скользят вверх, к плечу, но волны уже нет – она ушла, как вода в песок.

То кровь в последний раз возвратилась к уже остановившемуся сердцу Салмана.

На ее плече рука. Это Руслан.

– Галинка, идем.

Она не хочет, она трясет головой. Он берет ее под мышки и ставит на ноги. В животе холодно, она сгибается и снова падает на колени.

– Не мешай ему уходить, – тихо просит Руслан, – не мешай.

Она покидает комнату под громкий женский плач, восходящий к небу.

Он ушел первого августа, в четверг. Его завернули в саван, оставив открытым лицо, и положили на пол, на ковер. Прощаться заходили по одному.

Галя сидела в гостиной, и ее не покидало ощущение нереальности происходящего. Время от времени она будто просыпалась от тяжелого сна, тяжелого настолько, что не могла поднять веки, не могла разлепить губы, не могла без усилия вдохнуть. В доме, во дворе много людей, ворота распахнуты настежь. К ней подходили мужчины и женщины, тихо произносили: «Я понимаю твое горе… Да благословит его Аллах. Да простит его Бог. Не забывай нас, приезжай». Галя кивала, но сказать что-либо не могла, ей было больно, и все внутри протестовало против того, что ей не дают быть рядом с Салманом, что он за стенкой.

У них так не принято.

Все шептали молитву, сомкнув ладони и опустив головы.

Зарезали одну корову, мясо раздали.

Галя смотрела в окно, на яблони, груши, виноград, курочек, расхаживающих за сеткой, коровью морду в дверном проеме сарая. Если забыть о винограде, то никакой разницы с садом ее детства. Курочки такие же – квохчут и клюют зернышки, корова мычит и дает такое же молоко.

Она хочет заглянуть в комнату, но не делает этого – а вдруг заглядывать не принято? Вчера на подоконнике она нашла детскую машинку в прозрачной коробке – такие продавали в конце восьмидесятых. Зарган сказала, что брат всегда покупал Ромке игрушки, все надеялся его увидеть. Он раздал игрушки детям, когда пришла война, а машинку оставил. Теперь Рома может ее забрать.

Пять дней. Пять коротких и вместе с тем самых долгих дней в ее жизни. И только три дня он смотрел в ее глаза, в глаза сына.

Иногда было трудно дышать, сердце куда-то проваливалось, она хватала ртом воздух и ловила себя на странной, ускользающей мысли: она не успела сказать Салману что-то очень важное! Она мучительно искала ответ, и когда ей казалось, что она близка к разгадке, что еще мгновение, и она все вспомнит, к ней кто-то подходил, брал за руку или обнимал и говорил слова утешения.

Мужчины ушли и унесли с собой Салмана. Женщины остались у ворот. Галя долго смотрела вслед процессии, пока ей не сказали, что она должна зайти во двор. Она села на скамейку под навесом. Вокруг множество стульев, табуреток. На них совсем недавно сидели люди. А теперь тихо и пусто. Опираясь на палку, Яха села рядом. Глядя на несчастную старуху, Галя обняла ее. Зарываясь в Галкино плечо, Яха тихо постанывала. Галя не могла сказать ни слова – она не знала, какие слова могут утешить мать, потерявшую сына. Яха подняла голову, вытерла щеки платком и тихо сказала:

– Вот, дочка, и все. Скоро вы уедете, и я вас больше не увижу…

– Не говорите так. – Галя гладила Яху по плечу. – Мы приедем, мы будем приезжать каждый год.