Рядом с тобой

«Родные мои, как горько мне от того, что очень скоро я принесу вам слезы и горе», – думал он, глядя, с какой заботой Руслан и Ромка помогают ему одеться, с какой любовью мама наливает молоко в чай, а Зарган раскладывает подушки на заднем сиденье автомобиля.

Всю дорогу он держал Галю за руку и почему-то не сомневался, что они смогут пройти все посты.

– Значит, ты так и скажешь русским, что хочешь погулять по долине? – Хасан смотрел на него в зеркало заднего вида.

– Да, так и скажу, что хочу погулять.

Они беспрепятственно минули три блокпоста – сработал пропуск Хасана. Перед мостом их задержали и попросили выйти из машины. Салман открыл дверь и, держась за нее обеими руками, опустил ноги на землю. Тихо, ни одной машины, метрах в пятнадцати от дороги посреди пожелтевшего бурьяна стоит ржавый танк без башни. По обе стороны дороги сложены мешки с песком, на обочине запыленный уазик с большим цветным портретом Сталина на лобовом стекле.

– Куда направляетесь? – спросил старший постовой, просматривая документы.

– Нам нужно в долину тюльпанов, – сказал Хасан.

– А что вы там забыли?

– Мой брат хочет ее увидеть, – он кивнул на Салмана.

– Зачем?

– Посмотрите на него и поймете.

Постовой подошел к Салману. Салман убрал руку с плеча сына.

– Ну, и что ты там хочешь увидеть? – постовой прищурился. – Тюльпаны? Так их там нет.

– Мое воображение их дорисует, – спокойно ответил Салман.

– А мое воображение не видит вас в этой долине, – хмыкнул постовой и протянул документы Хасану. – Я не разрешаю! Убирайтесь отсюда!

– Может, мы все-таки договоримся? – Галя завела руки за спину и с вызовом посмотрела на постового.

И вздрогнула – снова тот самый взгляд, взгляд убийцы. Главное – не молчать.

– Галинка, прошу тебя… – сказал Салман.

– Сейчас, любимый. – Она снова повернулась к постовому. – Для нас эта поездка очень важна. Мой муж болен…

– Да плевать мне на твоего мужа! Одной сволочью будет меньше.

– Мой муж не сволочь… – Галя чувствовала, как немеют губы.

– Заткнись и вали отсюда, пока в твоей голове не сделали дырку. – Выдвинутая вперед челюсть и взгляд постового не предвещали ничего хорошего.

Галя испугалась и нащупала на груди крестик.

– Галинка, прошу…

– Мой муж не сволочь, он из очень хорошей семьи, – продолжила она тем тоном, каким обычно вела урок. Тон, который должен был донести до учеников смысл сказанного ею и оставить след в их памяти. – Мой свекор и мой отец вместе воевали…

– Тоже мне, новость! – бросил постовой с пренебрежением и плюнул на землю.

– Они были военными летчиками, – не унималась Галка, – служили в кремлевской эскадрилье и лично знали товарища Сталина, учили летать Василия Сталина. Вот этот крестик, – Галя сжала крест между пальцами, – моему отцу подарил Василий Сталин. – Она сняла цепочку и протянула постовому. – Почитайте на обороте, там его инициалы.

Он взял крестик нехотя, с усмешкой.

– Эй, Пашка, беги сюда, – крикнул он солдату, стоящему возле мешков с песком. – Почитай, что там написано, – он сунул крестик солдату под нос, – у тебя глаз зоркий.

Пашка прищурился, повертел крестик, потер о рукав гимнастерки и снова прищурился.

– Тут, товарищ сержант, написано вэ, точка, эс, точка.

– Вэ и эс? А что это может обозначать?

– Чьи-то инициалы, – Пашка пожал плечами, – а что еще?

– Хм… Давай сюда. – Он забрал цепочку у Пашки, и тот вернулся к мешкам.

– Пять тысяч рублей, этот крест – и можете ехать.

– Хорошо, – Галка кивнула.

– Обыщите машину! – приказал постовой, и четверо солдат бросились к внедорожнику.

Солнце палило нещадно, насыщая воздух запахом шпал.

– Это здесь, – сказал Салман, – остановись.

Хасан заехал в тень одиноко стоящей черешни и заглушил двигатель. Они вышли из машины. Опираясь на плечо Ромы, Салман осмотрелся. Везде пожухлая трава, на склоне горы виноградник, высокая насыпь, на ней железнодорожное полотно. Нужно только перейти через него, и все изменится.

– Сынок, поднимись на насыпь, посмотри, что с той стороны.

– Ты не упадешь?

– Нет, я могу стоять, у меня еще много сил.

Казалось, прошла вечность, пока Рома взобрался на насыпь.

– Ну, что там? – крикнул Салман, приставляя ладонь козырьком ко лбу.

Ромка вертел головой в стороны:

– Желтые тюльпаны, и больше ничего.

И больше ничего…

Он не смог сам взобраться, ему помогли. С любовью и заботой его подняли на руках. Он стоял на насыпи и верил своим глазам, как верил многому в этой жизни: любви, преданности, слову, чести. Он верил, что если очень сильно захотеть, то мир будет лежать у твоих ног, как сейчас у его ног лежало бескрайнее желтое поле.

– Навсегда вместе, – шепчет он, беря за руки жену и сына.

– Навсегда вместе, – отвечают они.

Они рядом. Они семья и останутся ею навсегда…

* * *

Все время приходят люди, спрашивают, как он. Подходят к Ромке и рассказывают об отце. Тюльпаны в июле? На все воля Аллаха… Аллах любит нашего брата…

Что-нибудь дарят. У них так принято. Ромка в смятении. Все говорят, что он вылитый отец. Это правда.