Ревность

— И не соврал. Но не все деньги, только некоторая часть. Впрочем, мои долги тебя не касаются. С этим я разберусь. А тебе останется только деньги считать. Еще есть время, чтобы все переиграть. Единственное, что тебя может смутить — это Ольга. Как ни крути, ее нельзя оставлять живой. От смерти ее спасла глупая случайность, теперь придется исправить недоразумение. Иначе нельзя. Но эти приятные хлопоты возьмут на себя мои люди. На тебе крови не будет. Ну, подумай трезво: ее жизнь стоит недорого. Она неумная корыстная женщина. Таких много, очень много, без счета…

— Или ты заткнешься или… Я грохну тебя прямо сейчас. Без шуток.

Вадим закрыл глаза, чувствуя, что головная боль усилилась.

* * *

Под вечер за руль сел Девяткин. Шоссе, как темная река уводила все дальше и дальше, и временами казалось, что конца пути нет. Мимо проскакивали спящие городишки, придорожные мотели и заправки. И так миля за милей, минута за минутой и час за часом.

Радченко в кузове перекусил бутербродом и задремал на покрывале. Слышно было, как гудел двигатель, как по кузову стучали мелкие камушки, вылетавшие из-под колес, как беспокойно ворочался Вадим. Иногда он просил пить, жаловался на боли в голове, клянчил сигареты, затем умолял развязать ему руки, потому что они затекли и болели. Но наконец затих, видно, и его сморил сон. Радченко задремал, ему снилось, будто он оказался в Нью-Йорке, в каком-то неблагополучном районе, поставил машину на подземной парковке, потерял талон и забыл адрес, а надо срочно ехать по делам.

Он метался по улицам, пустым и темным, налетал на мусорные баки, за ним неотлучно следовали бродяги, просившие денег. Он отдал все, что было, сунул даже сотенную бумажку, но отвязаться от нищих не было никакой возможности. Бродяги шли следом и тихо переговаривались. А потом из ниоткуда появилась Галя и спросила, почему он бегает в темноте и как попал в Нью-Йорк, ведь сейчас он должен быть в Москве. Радченко пытался что-то объяснить, но путался в словах, он сам толком не знал, как и почему.

Он стоял перед Галей в каком-то темном месте, закутке между домами, и вглядывался в лицо жены, ее фигуру. Под глазом проступает синяк, кое-как замазанный тональным кремом, кожа в разводах грязи или сажи, платье на плече разорвано, правый рукав вырван и болтается на двух нитках. В глазах жены слезы, а голос срывается от волнения. Радченко спросил, почему жена в таком виде, что случилось. Галя, перестав сдерживать слезы, говорит, что ее избили и ограбили где-то в этих темных переулках, а потом изнасиловали.

Она прижимает грязные руки к груди, рассказывает сбивчиво, так, что Радченко едва успевает понять смысл. Своих обидчиков она плохо рассмотрела, но, кажется, один из них похож на Алекса Ключевского, ее поклонника из ресторана «Прага». Ну, говоря честно, это он и был. Выследил ее и…

Жена плачет, размазывает слезы ладонью. Она сообщает какие-то отвратительные натуралистические подробности происшествия, как ее остановили, ударили по лицу, сорвали с плеча ремешок сумочки, она лежала на каких-то пакетах с мусором, когда насильники стягивали с нее белье. Один из них держал ее голову… Но мог бы и не держать, у нее все равное не было сил сопротивляться.

Рядом, за спиной Радченко и по бокам, стояли бродяги, жадно вслушивались в рассказ, кажется, они понимали по-русски. Бродяги медленно подходили ближе, чувствовался их запах, смрадное дыхание тех, кто стоял за спиной. Но Радченко не обращал внимания на этих опасных типов, он слушал жену, и самому мучительно хотелось разрыдаться.

Он проснулся от собственного крика.

Пока он спал, Вадим сумел передвинуться и теперь лежал совсем рядом, делая вид, что спит. Радченко поднялся, проверил, крепко ли связан пленник, не сказав ни слова, передвинул его к противоположной стене. И, немного успокоившись, лег на покрывало, но долго не мог уснуть. В кузове было душно и жарко, как в солдатской бане, пахло бензином и табаком. Наконец он впал в какое-то странное забытье, провалившись в неизведанное пространство между сном и явью.

Он чувствовал все те же запахи бензина и грязи, но находился совсем в другом месте, лежал на полу в полутемной комнате, где кроме него тихо сопели и перешептывались какие-то люди, разглядеть их было трудно. Однако он точно знал, что Вадим среди них, он где-то рядом. Радченко казалось, что он болен, силы ушли, как вода в песок, навалилась слабость. Пришла уверенность, что Вадим медленно подползает к нему и готовится напасть, вцепиться в шею зубами и перегрызть горло.

Радченко снова закричал и проснулся. Стрелки часов показывали половину шестого. Он долго не мог понять, вечер сейчас или утро, пока не заметил узкую полоску света между дверей фургона. И решил, что настало утро.

* * *