Ревность

И поспешил успокоить себя: не так много шансов, что человек, расслабленный, находящийся в бессознательном состоянии, выживет при падении с четвертого этажа. Не надо забивать голову пустыми фантазиями. Если Роза еще жива, она все равно скоро умрет. Во время агонии, а она может продолжаться несколько минут, человек шевелится, стонет. Все это вполне естественно, иначе и быть не может. Пять-десять минут, больше эта сучка не проживет. Надо держать себя в руках, нельзя нервничать и суетиться, иначе… Об этом не хотелось думать. Он вынул из кармана мобильник, набрал девять один один и сказал, что в местной гостинице только что произошло самоубийство.

* * *

Полиция и «скорая помощь» прибудет на место через пять минут. Значит, есть время еще на один звонок. Трубку долго не снимали. Наконец ответила одна из сиделок отца русская женщина по имени Оксана.

— Он сейчас спит, — сказала Оксана. — Вечером плохо себя чувствовал, долго не мог заснуть. Ждал, что кто-то придет…

— Разбудите его. Случилось нечто важное.

— Но я не могу…

— Я сказал: разбудите.

Послышалась какая-то возня, какой-то треск, тяжелое дыхание.

— Господи, нет мне покоя, — тихо проворчал Сергей Маркович. — Ну, что там у тебя?

— Отец, у меня неважные новости, — сказал Вадим. — То есть, «неважные» — это не то слово… Я хотел подождать до утра, но не смог. Приготовься услышать…

— Ну, говори же. Что ты как ребенок…

— Павел покончил с собой. Пустил себе пулю в голову. Буквально несколько минут назад.

На другом конце провода послышался глухой удар, будто трубка вывалилась из рук отца и упала на ковер, несколько секунд тишины и женские голоса. Видимо, это сиделки. Затем снова тяжелое дыхание.

— Ну, говори дальше, — отец как-то странно растягивал слова, будто разговор причинял ему физическую боль. — Нечего меня жалеть.

Вадим, не поскупившись на черные краски, пересказал события сегодняшнего утра. Описал ужасную гибель Павла и случившееся затем самоубийство Розы. Женщина, потерявшая от горя разум, выбросилась с балкона. Вадим слышал, как дыхание отца остановилось, послышались глухие рыдания. Но это продолжалось недолго, отец снова взял себя в руки.

— Господи, почему?

— Отец, я не могу больше говорить, — сказал Вадим. — Слышишь сирены? Полиция уже здесь. Как только освобожусь, приеду.

Он дал отбой, распахнул дверь в коридор и подумал, что в запасе для отца еще есть плохие новости. Старик ничего не знает о гибели Ольги, своей любимой дочери. Что ж, придется просветить старика. Да, Оля погибла в России, в загородном доме Павла. Брат под каким-то надуманным предлогом вызвал ее в Москву, сделал нечто страшное и замел следы, залив тело бетоном. Ему не терпелось получить наследство, деньги были нужны до зарезу. Бедняга, он окончательно запутался в жизни, связался с бандитами, даже написал книгу о боссе мафиозной группировки. Павел погряз в долгах, запутался в своих бабах. Он очень хотел получить наследство отца и не хотел делиться. Возможно, он убил бы и Вадима. Почему нет?

Но человек остается человеком, живым слабым существом, сделанным из нежного теста, а не железным роботом. Страх расплаты за содеянные злодеяния бродил в крови, лишал сна, туманил разум, окончательно расшатал нервы, превратив жизнь в кошмар, наполненный страшными видениями и страхом расплаты. Да, Павел совершил ужасное злодеяние, но не смог с этим жить, видимо, совесть еще не умерла в этом человеке, если он решился свести счеты с жизнью.

Этот рассказ убьет старик. Точнее, не убьет, — добьет, старый скряга одной ногой уже стоит в могиле, но не хочет в нее ложиться. Ему надо помочь.

* * *

В первый день отпуска Девяткин поехал на работу. Было семь утра, когда он начал появился в архиве МУРа и начал знакомиться с делом Вадима Наумова. Девяткин перебирал пожелтевшие от времени бумажки, снимал копии с некоторых документов и снова читал и делал выписки в потертую записную книжку. Он торопился, сегодня в полдень, а то и раньше, на все документы, касающиеся Вадима Наумова, будет наложен гриф «совершенно секретно», бумаги переедут в ФСБ, и там осядут навсегда.

Но бюрократическая машина работает медленно, поэтому в запасе еще остается немного времени. В досье Вадима Наумова содержалось не так много информации, и та была отрывочная, неполная.

Младший из трех детей благополучной московской семьи. Мать домохозяйка, умерла еще двадцать лет назад от онкологического заболевания. Отец Сергей Маркович большой чиновник в кабинете министров, сделавший карьеру еще при коммунистах, в новые капиталистические времена сумел за копейки выкупить несколько прибыльных предприятий, а затем перепродать их с огромной выгодой, и сделал на этом состояние.

Через ряд подставных компаний, вывел деньги за границу. Последние годы жил в Америке, в особняке на побережье океана в Северной Каролине. Характер у старика неуживчивый, не выносит гостей, любит подолгу бывать один, друзей, человеческих слабостей, увлечений не имеет. Были времена, когда с детьми он не поддерживал отношения месяцами, даже годами.