— Чего, старшему оперу не по зубам такая задача? Только опер по ОВД справится?! — Комаров вспыхнул, как порох.
— Горячий ты мужик, Викторыч, — укорил подчинённого Булкин. — Мы ж с тобой вроде закрыли эту тему. Сколько можно? Асмолов должность не выпрашивал. На отдел дали одну ставку важняка. Одну! В управлении сравнили ваши показатели за последний год, у Андрюхи они лучше оказались. Никаких тут интриг, всё по чесноку.
Возразить по сути было нечего. Паша волком вызверился в угол.
— Так дайте мне сделать показатель-то! — метнул он взгляд в начальника. — Зачем отнимать дело, которое я наполовину раскрутил?
— Викторыч, в сводке пойдёшь первым номером. Даже не сомневайся. Я ж не беспредельщик. Вот у тебя манера, не дослушаешь и сразу кипешишь. Меня по «чекистам» следственная часть утром отымела. Там поручение следак давал отработать шашлычную на въезде в Клеверово…
— Я ездил туда, она закрыта.
— Значит, по месту жительства хозяина надо ехать. Следак орёт, ему прокуратура срок не продляет. Надо срочно сгонять.
— На чём ехать? Клеверово — не ближний свет.
— На моей слетаем. Извини, за руль не пущу. Поработаю водилой.
— Когда ехать?
— Прямо сейчас. Вводи Асмолова в курс дела, и стартуем. Ты обедал?
— Нет.
— И я тоже. По дороге где-нибудь остановимся, пожрём.
Паша впал в раздумье. По форме всё выглядело правильно, не придерёшься. Но оперская чуйка подсказывала майору, что за всей этой византийской дипломатией кроется подвох. Не может такой пройдоха, как Булкин, в мгновение ока стать белым и пушистым!
38
30 июня 2004. Среда
19.00–20.00
Ещё не так давно человек, перенесший инфаркт, лежал в больнице двадцать один день. Теперь срок стационарного лечения сокращён на треть. Генералы от медицины объясняют это возросшей эффективностью лечения. Простой народ видит причину в банальной экономии денег и нехватке койко-мест.
Начальник КМ — в городе не последний человек. Закономерно, что руководство медсанчасти создало ему привилегированные условия. При переводе из реанимации в кардиологию Птицына разместили в палате-люкс рядом с круглосуточным сестринским постом. Внимания ему уделялось больше, чем другим больным. И дефицита баснословно стоящих импортных лекарств он не ощутил.
Но требования минздрава распространяются и на провинциальных «випов». Минули две положенные недели, встал вопрос о выписке.
Главврач предложил компромисс:
— Вадим Львович, несколько деньков… э-э-э… побудьте дома. А потом мы вас опять госпитализируем. Пойдёт… э-э-э… новый отчёт.
— Выписывайте совсем, — потребовал Птицын. — Сколько можно бока пролёживать?
Едва оклемавшись, полковник начал тяготиться больничной атмосферой. Мнительный по натуре, он плохо переносил чужие страдания и немощь, концентрация которых в отделении достигала предельных величин.
В домашних условиях Вадим Львович быстрее пошёл на поправку. За счёт прогулок по квартире увеличил физическую активность. В сопровождении супруги спускался на улицу, грелся на солнышке у подъезда. С учётом позитивной динамики получил добро на встречу с коллегами.
Желание его навестить в милиции изъявили многие, но Елена установила квоту в два человека. Приехали зам по кадрам Коростылёв (дабы лично оценить шансы возвращения больного в строй) и Сан Саныч Борзов, правая рука начальника КМ.
Обеспечивая в прихожей офицеров тапочками, хозяйка предупредила их строго-настрого:
— О работе говорите как можно меньше и в общих чертах. Того, что может разволновать Львовича, не касайтесь. Замечу, что нарушаете правила, сразу выставлю за дверь. Всё понятно?!
— Елена Михайловна, неуж мы совсем бестолковые? — притворился обиженным Борзов.
Он кряхтел, объёмный живот мешал ему нагнуться. В квартире Сан Саныч ориентировался. По пути в гостиную заглянул в комнату к Птицыну-младшему.
— Здоров, отличник! Как в школе дела? Какие отметки?
Парень, оторвавшись от экрана ноутбука, взглянул изумлённо:
— Какие отметки, дядь Саш? Сейчас каникулы…
— А чего ты дома сидишь? — возмутился Борзов. — Бегай на улицу, там красотища какая. Теплынь! А девчонки какие ходят в коротких юбках! Подружка есть у тебя? Чего краснеешь? Елена Михайловна, есть у Вадика подружка?
— Рано ему ещё, — хозяйка откликнулась из кухни.
— Какое рано?! Пятнадцать лет. Самый сенокос!
Птицын с усилием поднялся из кресла навстречу гостям. Истаял он здорово. Богатого фиолетового цвета велюровый халат с отложным воротником казался купленным на вырост. Глубоко запали светлые глаза, истончилась шея. Отросшая колючая борода была наполовину седой. В голосе появилось старческое дребезжание.
Борзов, однако, отпустил комплимент:
— Небо и земля, Вадим Львович! Гораздо лучше выглядите, чем на позатой неделе!
Елена навострила уши. На подносе, с которым она вошла, нервно звякнул чайный сервиз.
— Где это ты, Сан Саныч, видел моего благоверного?
— Был на комплексе по работе, забежал на минуту! — отмазки у Борзова имелись на все случаи жизни.