Реверс

Троллейбусное сообщение от удалённой улицы Строителей до исторической части города регулярное. Ровно в три Веткин деловито поднимался по ступеням городского суда.

В сумрачном фойе за руку поздоровался с приставами. Они уважали простого в общении Александра Николаевича. Им льстило, что целый подполковник (так они понимали чин советника юстиции) всегда остановится, перебросится парой фраз, выслушает анекдот, посмеётся.

Звонарь Венька Кирсанов в сбитом на десантный манер чёрном берете немедленно ввёл в курс обстановки:

— Ты на бандитский арест, Николаич? Глазов будет рассматривать. В маленьком зале на втором этаже. Адвокатша уже там и следак ваш молодой тоже там. Вы, блин-клинский, молодцы! Быстро на банду вышли! Я этого Пандуса по ментуре помню, он на моём участке жил. Я его, чертяку, неслабо профилактировал! А Глазов предыдущий арест отписывает. Тянет Стасик, как обычно, кота за яйца. Зря дёргаешь, Николаич, он изнутри заперся…

Появление Веткина в зале судебных заседаний прервало пикировку между Стрельниковой и Февралёвым.

— Бо-оже мой! — театрально всплеснула холёными руками Инга Юрьевна. — Следователь у нас по особо важным делам! Прокурор — по особо сложным делам! Только я одна нетитулованная!

— Считайте, вы у нас стажируетесь, — на ходу отреагировал Веткин.

В начале своей адвокатской карьеры Стрельникова много о себе воображала. Козыряла дипломом МГУ. Заявляла, будто только в столице дают качественное образование. При этом не имела представления о работе следствия и суда. После ВУЗа она подвизалась в городском комитете по управлению имуществом. КУГИ — местечко тёплое, но, когда схлынул пик приватизации, работы там убыло и её должность сократили.

Новоиспечённый адвокат строила защиту в агрессивной манере, подбивала клиентов не признавать вину при любом раскладе. По малейшему поводу конфликтуя с гособвинением, Инга Юрьевна, сама того не желая, вредила своим доверителям. Любое активное действие рождает ответное. В большом процессе, освещаемом прессой, Веткин нащёлкал Стрельниковой по задранному кверху носу. Обоюдоострый на язык Александр Николаевич умел припечатать, избегая бранных слов и не повышая голоса.

Удар по самолюбию распалил адвокатские амбиции. Выводы Стрельникова сделала запоздало, когда её клиенты стали огребать сроки гораздо длиннее ею обещанных. Наступив на горло воинственной песне, Инга Юрьевна изменила тактику на более гибкую. С годами она заимела в арсенале пару-тройку эффективных приёмчиков. Главнейшую функцию успешного адвоката — искусство отъёма денег — она освоила ранее.

Контры между ней и Веткиным сгладились, но по инерции оба продолжали друг друга поддевать.

Зябкая дождливая погода вынудила Стрельникову отказаться от лёгких одежд и забрать в хвост вороную гриву. Она в зауженных джинсах, на плечи наброшена дутая куртка цвета давленой клюквы. Ажурная кофточка с глубоким декольте так плотно облила стан и бюст, что Веткин поспешил отвести взгляд.

Адвокатесса уловила его смущение, плотоядно улыбнулась, выпрямила спину. Полушария грудей, упакованные в бюстгальтер «push-up», перекатившись, сделались ещё объёмнее. Тесная ложбинка между ними приобрела особую пикантность. Завистницы утверждали, якобы сиськи у Инги силиконовые. Кораблёв, как-то хорошенько поддав, по секрету шепнул, что натуральные на сто процентов.

На Веткина чары обольстительницы не действовали. Устраиваясь за столом рядом со следователем, он игнорировал маневр Стрельниковой, решившей вдруг подвинуть ближе зонт, поставленный на пол сохнуть. Нагнувшись, адвокатесса практически без купюр экспонировала свой третий размер.

Старпом привычно оборудовал рабочее место. Пошуршав пакетом, извлёк видавшую виды папку из кожзама. Родной её стальной колер давно мутировал в пятнисто-бежевый, лоснящийся. На каждом углу папки имелся неряшливый надрыв, с мясом была вырвана застёжка, но Александр Николаевич не спешил отправлять раритет в утиль.

С этой самой папочкой пятнадцать лет он ночь за полночь выезжал на места происшествий, дежуря в качестве следователя. Новый УПК лишил помощников прокуроров процессуальной самостоятельности на досудебной стадии, чему они были очень рады. Бланки следственных действий за ненадобностью перекочевали из папки на антресоль. Из тревожной она стала повседневной.

Веткин достал ходатайство об избрании меры пресечения, потрёпанный уголовный кодекс в мягкой обложке, одноразовую прозрачную ручку «BIC». Для записей он использовал черновики. В последние годы снабжение в прокуратуре наладилось, но старпом слишком хорошо помнил эпоху дефицита канцтоваров.

— Кирилл Сергеич, растолкуй диспозицию, — тихо произнёс Веткин.

Важняк зашелестел неподшитыми листами уголовного дела. Нашёл нужный протокол.

— Бабушка из двадцать девятой квартиры уверенно опознала подозреваемого.

Александр Николаевич пробежал глазами рукописный документ. Безошибочно выцепил в конце последней страницы две строки, смысл которых в привычные формулировки не укладывался. Указал на них ручкой, вопросительно глянул на следователя.

Тот пятнисто порозовел, заволновавшись: