Реверс

… Газовая колонка «Дарина» ревела, как раненый марал, однако вода шла чуть тёплая. К тому же шланг у душа был худой, и не в одном месте. Струйки из пластмассового рассекателя сочились чахлые. Но и такие условия помывки Миха счёл за счастье.

Чистый, бритый, благоухающий хвойным одеколоном, он принялся кухарить. Продукты были закуплены в «Грошике» с пятипроцентной скидкой, полагавшейся персоналу.

Нажарил сковороду картошки с луком. Вскрыл нарядную жестянку исландской селёдки. За милую душу умял всё со свежим чёрным хлебцем.

Затем, навалившись тугим животом на подоконник распахнутого окна, блаженно щурился на солнце, курил со смаком «Приму». С верхотуры пятого этажа смотрел бесплатный сериал про жизнь среднерусской провинции. Когда пошли повторы, переместился на диванчик, раскрыл книжку. Забытые ощущения собственной крыши над головой и мирной жизни приятно пьянили.

Накануне Маштаков получил аванс — полторы тысячи рублей. Это была «белая» зарплата, указанная в договоре. Ещё две «штуки», «серую» часть, если всё пойдёт нормально, он получит в середине месяца.

Деньги поделил на три равные кучки. Хотел частично вернуть долг Вере Платоновне, пятьсот рэ отдать квартирной хозяйке, а оставшиеся пять сотен закурковать на прожитьё.

Вера денежку не взяла.

— Натурой расплатишься! — засмеялась бесстыже. — Лучше бабе Шуре отдай тыщу. А то она мне каждый день названивает. Пускай до девятого числа успокоится. А там тебе, Мишутка, придётся для неё ещё тыщонку раздобыть. Помнишь уговор-то?

И на память Маштаков не жаловался, и Вере, несмотря на её навязчивость, был благодарен от души. Всю неделю добрая женщина подкармливала его домашними харчами.

Спокойно не лежалось, не сиделось. Миха предпринял попытку решить одну бытовую проблему, доставлявшую неудобства. Обследовал неработающий сливной бачок унитаза. Установил, что дедовский клапан с резиновой прокладкой подлежит замене. Соответствующая статья расходов в его дефицитном бюджете отсутствовала.

«Придётся и дальше обходиться народным способом. Из ведёрка сливать, благо оно в наличии».

К полудню Маштаков отлежал все бока на бугристом диване. Стены и низкий потолок начали давить. Сквознячок, добросовестно протягивавший комнату по диагонали, не освежал. Большая теплоотдача шла от нагревшейся плоской крыши, залитой битумом.

Сборы на прогулку были коротки. Проблема выбора гардероба не стояла. Единственные брюки надевались в пир, мир и в добрые люди. Рубахи — жёлтая и цвета хаки — вместе со сменой нижнего белья сушились над ванной после вчерашней постирушки. Короткий рукав линялой футболки лишь частично прикрыл татуировку на плече, и Миха досадливо поморщился. Но было, как говорится, без вариантов.

Как проворно не обряжался, слоисто-кучевые облака на небе оказались шустрее. Брызнул дождь. Вкрадчивая дробь, застучавшая по жестянке оконного отлива, обнадёживала, что продлятся осадки недолго.

Маштаков умел ждать, а тут заелозил от нетерпения. Хотя, торопиться ему было некуда до десяти утра понедельника. В указанное время он был вызван в качестве подсудимого к мировому судье участка № 26 Горобец. Может, предстоящее судилище и породило мандраж? Ежу понятно, что за алименты не посадят, но, чем меньше оставалось времени до судного часа, тем сильнее свербело на душе. Процедуру Михе предстояло пройти неприятную, особенно с учётом прокурорского и милицейского прошлого. Неприятную, это мягко сказано. Позорную…

Возникла насущная необходимость разговора по душам со старым приятелем, который выслушает, не перебивая, искренне посочувствует, даст дельный совет.

Пользуясь свободной минутой, Маштаков оторвал от катушки кусок нитки и добросовестно послюнявил кончики. Присев, приклеил нитку одним концом к ножке дивана, а другим — к трубе батареи. «Флажок» даст знать, если кому-то вздумается двигать диван, создавая угрозу заложенному под ним тайнику.

На выходе из подъезда Миха засмотрелся праздничным мостом радуги, перекинувшимся над крышами с Малеевки на Текстильщик. В яркой семицветной дуге присутствовало нечто детское, мультяшное. То, что поднимает настроение на уровне подсознания.

Улыбаясь, Маштаков подошёл к бабе Шуре, несшей караульную службу подле соседней пятиэтажки, в которой она проживала. Посту квартирной хозяйки был дневной, односменный[219]. На случай непогоды она имела старомодный длинный зонт, несколько спиц которого сломались и торчали горбом, препятствуя возвращению инвентаря в исходное положение.

— Разрешите, закрою, Александра Ивановна, — предложил помощь Миха.

Дурман корвалола, насквозь пропитавший старушку, перебивал аромат цветущей сирени. Маштаков задерживал дыхание, пока боролся с зонтом. Вернул побеждённое устройство с бонусом в придачу.

— Александра Ивановна, возьмите тысячу рублей за июнь. Ещё тысячу с получки отдам.

— Девятого числа! — сурово напомнила хозяйка, выдёргивая деньги из протянутой руки.

Скосив зрячий глаз в карман халата, зашуршала сотенными, громко шепча: «пять, шесть…»

Вместо «спасибо» сказала:

— Колонку правильно включаешь? Сперьва воду пускай, потом фитиль зажигай!