Реверс

Елена Станиславовна шагала по улице в одиночестве. Её вторая половина, соблюдая персональный распорядок дня, в настоящее время валялась в пьяном отрубе. К девяти вечера «половина» продерёт опухшие зенки и поползёт в магазин за очередной бутылкой дешёвого портвейна. Если его не ссудила деньгами семидесятилетняя мать, шопинг придётся спонсировать бывшей жене. В противном случае терзаемый похмельем Игорёк не даст спать.

Способному инженеру-конструктору, барду, душе любой компании, виртуозу по части исполнения супружеского долга хватило неполных десяти лет, чтобы опуститься на дно. Не спасли ни кодировка, ни гипноз, ни «торпеда». Верится с трудом, а ведь в начале девяностых Игорь избирался депутатом городского совета, был публичным человеком.

Что интересно, из того созыва горсовета ни один не сделал карьеры. Правдоискатели, книжники, романтики, митинговые ораторы, вынесенные наверх демократической волной, все они затем выпали из обоймы. На следующих выборах их сменили ставленники оборонных заводов и своекорыстные деляги.

Пешеходная часть улицы Либерецкой находилась в плачевном состоянии. Жалея новенькие туфли «Made in Italy», Елена Станиславовна маневрировала меж многочисленных выбоин и провалов в асфальте. Крупный бугристый щебень, которым лечили тротуар, также представлял опасность для обуви. Асфальт не подметался, наверное, с прошлого века. Дворников в городе впору было заносить в Красную книгу. Редко где увидишь слабосильную бабульку, вооружённую чахлой метлой. Одна загадка коммунального хозяйства не поддавалась решению. На дворе — начало июня, а тротуар покрыт слоем песка, скрадывающем цокот каблуков. Происхождение песчаных россыпей на проезжей части понятно. В гололёд песок с солью сеяли громоздкие оранжевые машины спецавтохозяйства. Весной снег растаял, а песок остался, и дожди замесили его в грязную кашу…

Елена Станиславовна нервозно улыбнулась: «Иду на тайную встречу, которая неизвестно чем закончится, а думаю о ерунде».

Финишной точкой её маршрута был двухэтажный универсам на улице Чехова.

Позади магазина зиял неогороженный котлован. Что-то здесь планировали построить, вырыли здоровенную яму, вбили гидравлическим молотом сваи. Стройка замёрзла на многие годы. Из затопленного водой котлована ершился частый железобетонный частокол. На вершине одной из свай балансировал паренёк лет десяти. Он готовился перепрыгнуть на соседнюю сваю, из бочины которой криво торчал ржавый прут арматуры.

Елена Станиславовна отвернулась. Невозможно было смотреть на такой кошмар. И не крикнешь ведь, чтобы образумить сорванца. Испугается, сорвётся.

Царапнутое материнское сердце затосковало по своим мальчишкам.

Старший Алёша служит в армии под Питером. Пишет, что привык и подумывает остаться по контракту.

Младший Валя заканчивает первый курс экономического факультета в Ивановском университете. Сейчас у него летняя сессия. Сдал зачёты и один экзамен, остаётся ещё три. Готовится в общежитии, по телефону сказал: «Дома отец не даст заниматься».

Томительное чувство вины охватило Елену Станиславовну. Она не сумела обустроить надёжное гнездо для своих птенцов. Её вина. При первой возможности Алёша и Валя разлетелись.

«Нужно форсировать события. Брать в банке кредит, плюсовать к имеющимся сбережениям и покупать Игорю гостинку[215]. Пусть живёт, как хочет. Хватит мучить себя и нас».

Стартовый шаг был сделан в январе. Масса усилий потребовалась, чтобы привести Игоря в человеческий вид и свозить на такси в ЗАГС для оформления развода.

В универсам Елена Станиславовна зашла в боевом настроении. На первом этаже располагались продовольственные секции. Этот магазин она не любила. Всегда здесь очереди, продавцы грубые, товар часто несвежий.

Человек, назначивший встречу, дал ей короткую инструкцию: «Посмотрите, чтобы рядом никого не было с вашей работы».

Но Елена Станиславовна решила перестраховаться. Встала в очередь в рыбную секцию. В процессе мешкотного извилистого движения несколько раз оглянулась. В торговом зале было многолюдно и шумно, народ закупался на выходные.

— Женщина, говорите! — нетерпеливо потребовала продавщица.

Думавшая о своём Елена Станиславовна растерялась, пожала плечами, шагнула в сторону.

Стоявшая позади неё коренастая тётка, протискиваясь к прилавку, пихнула в бок:

— Нечего тут мечтать! Люди со смены. Полкило салаки свешайте мне, девушка! Свежая салака-то?

По широкой лестнице Елена Станиславовна поднялась на второй этаж. Здесь был устроен замысловатый лабиринт из промтоварных секций. Пройдя мимо крайней, торговавшей постельным бельём, она вошла в коридор подсобки. Вторая дверь направо вела в мастерскую, где изготовляли ключи для замков и домофонов, ремонтировали зонтики и кожгалантерею. В небольшом помещении хозяйничал типичный мастер Самоделкин[216] в синем рабочем халате. Возраст от полтинника до шестидесяти, сухой, как вобла, в очках со старомодной оправой, замотанной на переносице синей изолентой. Он что-то обтачивал надфилем в тисочках на верстаке. Обернулся на стук каблуков, вопросительно шевельнул щетинистым подбородком.