Репетитор

С в е т л а н а  М и х а й л о в н а. Это печально, но все-таки лучше, чем испорченность…

Ч е р е в и ч к и н а. А чего ты написала, Надь?

С в е т л а н а  М и х а й л о в н а. Ну не хватало только зачитывать это вслух! В чем дело, друзья? Почему не работаем?

Р и т а. А вдруг мы все, как Огарышева, пишем неправильно? Лучше уж тогда прочесть…

С в е т л а н а  М и х а й л о в н а. Ты, Рита, не так наивна, чтобы такое высказать черным по белому, а остальным оно и в голову не придет…

С ы р о м я т н и к о в (с обидой). Даже мне? Мне может и похуже прийти!

С в е т л а н а  М и х а й л о в н а. Оживился! Без тебя нам не разобраться никак! Тихо все!

О г а р ы ш е в а. Отдайте мне сочинение, Светлана Михайловна…

С в е т л а н а  М и х а й л о в н а. Вот, правильно. Возьми и порви, я разрешаю. И попробуй написать о Катерине — может быть, успеешь, хотя бы тезисно… И больше никогда, девочка, не пиши такого, что самой же будет стыдно прочесть!

О г а р ы ш е в а (листки у нее). А мне не стыдно, Светлана Михайловна. Я — могу!

С в е т л а н а  М и х а й л о в н а. Ну и ну! Тебе и мальчики нипочем?! Твои же товарищи?

Б а т и щ е в. Ну если вам это можно, учителям, то ребятам и подавно, Светлана Михайловна!

С в е т л а н а  М и х а й л о в н а. Помолчи, Батищев! Огарышева, я тебя не узнаю… Или я плохо знала тебя? Отдай листки, пожалуйста.

О г а р ы ш е в а (угрюмо). Не отдам.

П о т е х и н а. Во дает!

С в е т л а н а  М и х а й л о в н а. Ну хорошо же… Пеняй на себя. Делайте что хотите, я умываю руки. (Пауза.) Молчишь? Нет, теперь уж читай!

О г а р ы ш е в а (оглядела класс и решилась). «Если говорить о счастье, то искренне, чтобы шло не от головы. У нас многие стесняются написать про любовь, хотя думают про нее все (о ребятах я точно не знаю, но девчонки думают. Даже те, кому зеркало ничего приятного не говорит).

Я, например, хочу встретить такого человека, который любил бы детей. Без детей женщина, по-моему, не может быть счастливой. Тут за нас подумала сама Природа, и мудрость не в том, чтобы ее обойти, а как раз в том, чтобы понять ее и послушаться. Если не будет войны, я хотела бы иметь двоих мальчиков и двоих девочек…».

С ы р о м я т н и к о в (в абсолютной тишине). Правильно! Могут трехкомнатную дать…

Кто-то хихикнул, затем возобновилась полная тишина.

О г а р ы ш е в а. «…двоих мальчиков и двоих девочек. Тогда до конца жизни никто из них не почувствует себя одиноким, старшие будут оберегать маленьких, вот и будет в доме счастье. Когда в последнее время я слышу плохие новости или чье-нибудь нытье, то я думаю: но ведь родильные дома не закрываются, действуют, значит, есть любовь и продолжается жизнь! По сравнению с этим все плохое как-то уменьшается… Я ничего не пишу о труде — это потому, что материнская работа у всех перед глазами и нет ей конца. Считают, что она «непрестижная» — у меня просто кулаки сжимаются, когда я слышу такое. И когда говорят: в конце «Войны и мира» Толстой превратил Наташу Ростову в самку! Неправда, она вся светится от счастья, хотя и не снимает халата, не причесана и выносит гостям пеленку — показать, что у маленького желудок наладился! Именно по этим страницам я поняла, что Толстой — окончательный гений…»

С в е т л а н а  М и х а й л о в н а. Ну слава богу! А то мы все ждали: когда же Огарышева окончательно признает Толстого?

Г е н к а. Ну, это зря, она не такая… А чего вы испугались, Светлана Михайловна? Человек написал, как думал…

Р и т а. А действительно, почему она не имеет права?

Б а т и щ е в. Тем более, сейчас надо подымать рождаемость… Светлана Михайловна, а в девятнадцатой школе лекцию читал сексолог, кандидат наук… И знаете, не рухнула школа, стоит… Может, и у нас попробовать?

С в е т л а н а  М и х а й л о в н а. Все! Прекратили! Сдавайте сочинения.

Пауза. По рядам, по конвейеру, собираются листки. Светлана Михайловна загружает их в сумку. Бросает, уже уходя:

Край света, а не класс!

Д е м и д о в а. Все понятно! Как ей читать такое, если детей у нее нет и не будет?

О г а р ы ш е в а. Я, когда писала, вообще забыла о ней, начисто…

З а т е м н е н и е.

А потом — проход  М е л ь н и к о в а, которого у самого края сцены остановит  Н а т а л ь я  С е р г е е в н а.

Н а т а л ь я  С е р г е е в н а. Илья Семенович!

М е л ь н и к о в. Да-да?

Н а т а л ь я  С е р г е е в н а. Что-то вы говорите себе под нос…

М е л ь н и к о в. Вспоминаю. Вы не слышали — третьего дня, кажется… Сегодня у нас что?

Н а т а л ь я  С е р г е е в н а. Пятница.

М е л ь н и к о в. Так вот, во вторник. Но, может быть, и в среду. Вечером по радио… глуховатый такой голос, явно не актер… Слышали, нет?

Н а т а л ь я  С е р г е е в н а. Не знаю пока. И что же он сообщил?