Реквием

– О мой храбрый неблагоразумный рыцарь без страха и упрека! Ты, обремененная нешуточными амбициями ни много ни мало – великий правдолюб! – не благодушествовала, а взялась (уже тогда!) наводить порядок в стране. Вгрызалась в самые ее основы. Тропила (протаптывала) дорогу в будущее. Совесть сказала: свети! И ты засияла! Понимаю. Наверное, могла бы вместе с Капицей и Лихачевым не подписать письма против Сахарова. Была бы в их числе?

– Не тот уровень. Они были вхожи… А я сидела бы где-нибудь в психушке. В здравом уме при моем-то хилом положении на такое не решаются, – созналась Инна.

– Лихачев не заходил за границу возможного. Не дразнил гусей. Не считал зазорным промолчать, когда ничем не мог помочь. Не боролся с властью, но умел жить так, будто ее нет, да еще умудрялся делать людям много полезного. Голова!

– И я, не проникаясь религиозным понятием «искупительная жертва», проявляла себя в допустимых пределах. И кое в чем преуспела. Хотя бы в борьбе за выполнение правил техники безопасности.

– И это уже полдела. А если еще вкупе с социальным пакетом для пенсионеров, так это уже много.

– Не готовы они были работать со специалистами с высоким уровнем современных знаний. Планом прикрывались. По большому счету, обидно было. Психологически трудно, когда ты по знаниям выше начальников. Они делали промашки, а я отдувайся? В ход у них шли средства не самые благородные. И кто только их надоумил и обучил этому? Лили на меня потоки грязи, цеплялись из-за мелочей. Орали, мол, зарвалась. Сплетни, кривотолки разносили. И это мужчины! Ну, да мне к ним не привыкать. Для меня главной была моя собственная незамутненная совесть. Личные отношения и характеры людей для меня не были первостепенными. Их можно потерпеть, если человек нормально трудится. Только гнусные людишки по большей части и в работе не блистали, – заметила Инна и вдруг рассмеялась:

– Не слишком ли я много желчи выливаю на этих стервецов? Они не стоят моего здоровья! Только обидно, когда «великие идеи» в дурной среде вырождаются в лепет.

«Иронизирует над собой. За что и люблю», – подумала Лена. А вслух сказала задумчиво:

– Ниспровергаешь авторитеты? За неуважение к руководителям иногда приходится платить слишком большую цену. Жить так, чтобы ни от кого не зависеть, не получается. Начальники кажутся плохими, пока не появляются еще худшие. Выбирать их нам не приходится. Только и они тоже зависимы от тех, кто выше. Рассуди сама: звонки, просьбы, приказы… С системой трудно бороться, но надо.

Но Инна не отреагировала на замечание. Не стала вникать, где Лена шутит а где всерьез говорит.

– Боялись они твоих командирских замашек, Инесса! Тебе ли с твоим оптимизмом ныть и канючить! Сравнения они с тобой не выдерживали. Не было тебе там равных. Положение избранной неминуемо привлекало «всеобщую» неприязнь «некоторых». Тем более что ты постоянно шерстила нерадивых даже среди блатных, способных увиливать от любой предложенной им работы. Есть такая редкая категория неисправимых людей. Они без проволочек поднимали хай, начинались интриги, разборки и тебе же твоя положительная особенность выходила боком. Знакомая картина. Тебе оставалось мысленно бичевать себя за проявленную активность. К серости все ровно относятся, но если ты что-то из себя представляешь, сразу появляются «поклонники» и завистники. Иначе не бывает. Это жизнь. И как ни поступи, всегда найдутся коллеги, которые в любом случае осудят. Какая уж там непогрешимость… Как правило, обвиняют те, кто сами далеко не идеальны, – согласилась с подругой Лена.

– Я не боялась быть собой и не хотела, чтобы обо мне говорили: «Она похожа на того-то…» Я – единственная и неповторимая! Но мне всегда хватало ума всерьез не относиться к похвалам.

«Да ну?» – подумала Лена и удержалась от комментария.

– Хоть я жила рискованно, остро и конфликтно, в знаменосцы не рвалась, а мне на пятки наступали, тормозили. Видели во мне конкурентку, боялись, что мне по заслугам достанется то, на что они претендовали. Умудрялись недостойно использовать мне же во вред мои заслуги. И тогда они переставали быть моим счастьем.

– Не шла у них на поводу, но твой мягкий светлый юмор обугливался до иронии и сарказма.

«Похоже, моя болтовня не вызывает у Лены протеста. Она сочувствует мне», – обрадовалась Инна.

– Это надо же было так уметь губить людей!

– Дураки и сволочи были во все времена, – спокойно заметила Лена. – Мой первый шеф тоже пытался меня эксплуатировать, давая писать одну статью на двоих. Зная мою ответственность, понимал, что я не смогу допустить, чтобы статья вовремя не вышла, и поэтому напишу не только свою часть, но и ту, другую, за блатного.