Вернувшись на корабль, я давала своим ученикам задание — написать или нарисовать, что они видели. Или мы вместе придумывали, какой будет следующая страна, которую мы посетим. Мы вовсю давали волю фантазии, но действительность всякий раз оказывалась еще невероятнее.
Так шло время, и миновало уже почти два месяца с начала плавания, когда однажды утром Жюстофил-антуртифас постучал в дверь моей каюты.
— Ханна, папа ждет тебя на палубе. Он хочет что-то тебе показать.
Я поспешила на палубу. Капитан Огали-бахибомбар стоял, облокотясь на фальшборт, и улыбался. В руках он держал подзорную трубу. Я подошла к нему.
— Вы меня звали, капитан?
— Совершенно верно, мадемуазель Ханна. Во-первых, я хотел выразить вам восхищение и поблагодарить вас за вашу работу с детьми. Никогда еще не бывало, чтоб им так нравилось учиться. Боюсь, возвращение к госпоже Роскали-крокалибур будет для них болезненно!
— О, не стоит благодарности! Они такие милые…
Мы поболтали так еще некоторое время, потом капитан показал пальцем куда-то на юг и передал мне подзорную трубу.
— Да, так вот! Посмотрите-ка туда.
Сначала я не увидела ничего, кроме моря, но, присмотревшись, разглядела на горизонте зеленую черту между небом и водой.
— Кажется, я вижу землю.
— Совершенно верно. Вот почему я вас позвал. Вы ведь хотели «пересечь океан», если не ошибаюсь? Ну вот, пересекли. Дальше корабль не пойдет.
— Правда? А когда мы причалим?
— Причалим? Никогда. Мы здесь не подходим к берегу.
У меня вся кровь отхлынула от сердца.
— Как не подходите? А мне что делать?
— А что вы хотите делать, мадемуазель Ханна?
— Сойти на берег! Мне обязательно надо сойти!
Капитан удивился:
— Я не думал, что вы хотите сойти на берег… Вы не собирались возвращаться с нами?
— Нет. Высадите меня здесь. Пожалуйста!
Огали-бахибомбар помолчал — довольно долго, — потом заговорил очень спокойно:
— Мадемуазель, я никогда не приставал к этому берегу и не знаю, что там за деревьями. Как капитан этого корабля я не могу высадить вас здесь одну. Через несколько минут я, как обычно, дам команду повернуть обратно и взять курс на север. Сожалею.
Меня словно громом поразило! Чего угодно я ожидала, только не этого. Я тут же подумала о больной амадине, которая меня ждет. Каждый день ведь на счету! Может, даже уже поздно… Я провела в море больше двух месяцев, и вот, когда наконец вижу заокеанский берег, меня не хотят высадить? Ну, это мы еще посмотрим!
Чтоб переубедить капитана, мне понадобилось все мое упрямство. А уж упрямства-то у меня хватает. Я все перепробовала: я рвала и метала, я плакала в три ручья, умоляла на коленях. Без толку. Тогда, совсем отчаявшись и плюнув на все, я встала перед капитаном, бледная от бешенства, и, глядя на него в упор, сказала мертвым голосом, четко выговаривая каждое слово:
— Я выпрыгну за борт, утону, и это будет на вашей совести, капитан Огали-бахибомбар.
Исполнила бы я свою угрозу или нет — не знаю, но в одном уверена: он поверил, что я так и сделаю. Я увидела страх в его глазах. «Девчонка сошла с ума!» — несомненно, решил он и проворчал:
— Ну, посмотрим…
Большего мне и не надо было. Я поняла, что победа за мной, и побежала в каюту за вещами.
На прощание я расцеловала всех своих учеников.
— До свидания, Ханна… Прощайте, учительница… — говорили они, а у меня так стеснило горло, что я не могла им ответить.
Все хотели мне что-нибудь подарить на память. Колино-трамоностир вручил самую невразумительную каляку из своих рисунков:
— Повесишь на стенку у себя над кроватью?
Я бы с радостью, милый мой Колино, но там, куда я отправляюсь, у меня не будет ни стенки, ни кровати! А будет только одеяло на плече, да две ноги, чтоб шагать, да остатки храбрости. Твой рисунок истреплется у меня в котомке и скоро, конечно, потеряется. Но я не забуду твою милую улыбку и как ты поднимал пальчик, когда я читала.
Для меня спустили шлюпку. Один из матросов сел на весла и погреб к берегу. По мере приближения к нему становилось видно, что это небольшой песчаный пляж, за которым возвышается лесистый холм, одетый в цвета осени. Когда днище шлюпки шаркнуло по песку, я спрыгнула в воду. Она была теплая и всего-то по колено. Матрос пожелал мне удачи и поплыл обратно. Я смотрела, как он гребет к кораблю. С палубы мне махали, но разглядеть я никого не могла, только неясные фигурки. А потом величественный парусник повернул на другой галс и стал удаляться. Я провожала его глазами сколько могла, до последнего крохотного проблеска белого паруса на горизонте.
Глава одиннадцатая
Бризелла