Вождь внимательно смотрел на профессора. Кровоподтеки подсыхали, и от этого лицо Варгаса становилось еще чернее. Афа думал, как сказать, чтобы было понятно простому человеку. Как объяснить разум машины, который принялся за глубинное изучение человека? Как передать то, что на земле появилось еще одно сознание, пожелавшее вмешаться в судьбу человека и Всевышнего? Что теперь человек не одинок в диалоге со Вселенной и самим собой и что отныне за любое человеческое деяние и даже мысль нужно будет нести ответственность. Наказание – жесткое, безжалостное, но по большей части справедливое, неминуемо коснется всего живого и разумного. Как объяснить все это простыми словами? Что человек завершил круг свободы и безнаказанности и теперь возвращается реальное возмездие. Возмездие, которое человечество в минуты отчаяния и безвыходности само требовало от невидимого закона. Как объяснить все те проклятия, которые человек настойчиво насылал на самого себя в надежде на высшие силы, законы, милосердие…
Варгас тоже молчал и понимал, что вопрос его не может ограничиться простым любопытством. Он первым прервал молчание и заговорил:
– Прежде, чем ты ответишь, я хочу рассказать тебе, почему я здесь…
Мужчины уселись у подножия камня, нависавшего над океаном. Варгас достал потрепанную пачку сигарет. Афа опешил: ему в голову не приходило, что на свалке можно найти выброшенные пачки с несколькими оставшимися сигаретами. Жадно посмотрев на пачку, профессор выдал себя. Вождь протянул коробочку Асури. Штамп отеля на пачке указывал на то, что она находилась в курительной комнате специальных отелей для иностранцев, которым не запрещено курить на территории Байхапура в своих гостиницах. Афа как-то глухо и неловко поблагодарил Варгаса и прикурил. Голова не ожидала такого воздействия, профессора повело в сторону, он чуть не свалился на бок, но вождь успел придержать плечо собеседника. Придя в себя, профессор больше не притрагивался к сигарете, но держал ее перед собою, изредка втягивая носом струйку дыма. Так ему нравилось, и легкая истома расползалась по телу.
– Я начал с обычной контрабанды. Наркотики и оружие – все довольно традиционно. Я и несколько человек, мы выходили на яхте в море и там с борта на борт перекидывали сирийский или ливанский товар. Понятно, что покупатели нашлись быстро и с избытком – я разбогател в одно мгновение. Потом на меня вышли люди, которые предложили мне деньги в несколько десятков, если не сотен, раз больше, нежели я мог заработать за все это время. В Европе люди мечтали жить долго и счастливо, они научились делать такие операции, когда орган одного человека можно пересадить другому и тем самым продолжить жизнь. Но им нужны были эти живые органы. Я согласился находить таких людей, Фалькао, привозил их в клиники или к определенному месту, откуда их забирали. Нужны были люди, о которых никто никогда ранее не знал в Европе. Африканцы не годились: их организм, как мне объясняли, изможден вековым голодом и нищетой. Оставались Малайзия, Индия, Филиппины… Я уехал сюда, и через год у меня оказалось больше денег, чем у любого другого богатея страны. И я уже не хотел больше связываться с теми, кому продавал людей. Попросту боялся… И, в конце концов, мои деньги позволяли мне жить как угодно и где угодно.
Уехать в Европу я не мог: это было опасно. Оставаться в Малайзии мне не хотелось, я перебрался в Байхапур и даже пожертвовал приличную сумму на революцию. Я решил начать новую жизнь в Байхапуре и постепенно под видом бизнеса объявлять о своих деньгах. Сразу я этого сделать не мог, у меня было сумасшедшее богатство. Я прожил так года полтора-два, но мои прежние работодатели нашли меня, и тогда я вынужден был сделать выбор: работать на них, как и прежде, или отказать. К тому времени рейтинг уже существовал, и я не мог откупиться незаметно. Тогда я решил собрать все свои наличные сбережения и покинуть Байхапур. Я хотел спрятаться в любом месте, где смог бы продолжать спокойную жизнь.
Таможня Байхапура остановила меня на вокзале перед обычным поездом-паромом из Байхапура на материк, и через неделю меня привезли к стене и закрыли за мной дверь. Когда селезенку, которую поменяли на новую, выбрасывают в мусорный бачок, она еще живая некоторое время, Фалькао. Но, отрезанная от всего живого, она не выдерживает и умирает. Это я понял, стоя перед пустыней за стеной. Прошло уже года три, как я здесь, ты видишь сам, что из этого вышло. И сегодня нет никого, кроме тебя, кто знает обо мне все и даже то, что я абсолютно согласен с таким выводом твоего закона – может быть, мне необходимо еще большее наказание. Сегодня утром я думал, что, если меня забьют палками перед народом, как паршивую собаку, это будет самое лучшее, чего я заслуживаю, и я ждал этого момента. Я действительно хотел, чтобы эти люди прибили меня до смерти…