Рейд ценою в жизнь

Он наблюдал за жандармам в зеркало: тот вскинул ногу на колесо, вцепился руками в край борта, легко взметнул накаченное тело – занятно было наблюдать как меняется лицо человека – сначало равнодушно, потом удивлённо, затем в глазах забился панический ужас и даже блеснуло понимание, что это всё – продолжения не будет и лучше бы он пропустил эту машину.

Короткая очередь сбила жандарма с борта, как зазевавшуюся ворону. Поднялись шесть бойцов, ударили разом. Дикая боль вцепилась в голову и всё, что было дальше – воспринималось уже отрывочно.

Глеб тоже стрелял и Серёга Герасимов, переборовший волнение, не остался в стороне – хлестал по ограде крайнего участка, за которой началось хаотичное движение полицейских мундиров.

Второй жандарм пустился бежать – пуля отправила его прямиком в канаву. Попадали как игрушечные солдатики-полицейские – хватило одной очереди на всю компанию. Пулемётчик в мотоцикле уронил голову, кровь полилась на колени. Солдаты в отдалении схватились за карабины, но не сделали ни выстрела. В дыму кто-то перебегал, кричал дурным голосом.

Разведчики бросали гранаты, добивая тех, кто ещё подавал признаки жизни. Ударной волной перевернуло мотоцикл вместе с содержимым. Из крайней избы выскочили полицейские в расстёгнутых мундирах, припустились к калитки, но попали под плотный автоматный огонь.

– Серега, по газам! – прохрипел Глеб – кричать было трудно, голосовые связки перехватило.

Грузовик понесся, Герасимов лихорадочно переключал передачи, в спину не стреляли, по крайней мере первые сто метров, потом отрывисто захлопали карабины – выжившие оккупанты и их приспешники выбежали на дорогу.

Кто-то из красноармейцев бросил гранату, продавленную колею заволок дым.

– Прекратить огонь! – надрывался Шубин. – Всем лечь!

Пострадавших не было.

– Ну и дали мы им, товарищ лейтенант! – нервно смеялся Мостовой, но легче на душе не становилось и голова трещала.

Грузовик спускался с покатой горки. Вдоль дороги громоздились груды камней. Впереди обозначились скалы, небольшой каменный массив. Дорога уходила туда, а дальше видимо шла в лес, синеющий в далеке.

Когда машина вошла в поворот, разведчики обнаружили погоню – её не могло не быть, слишком много техники скопилось в деревне. Сквозь дым прорывались лёгкие пикапы на базе «Кюбельвагенов», трещали автоматные очереди. Но они пока отрывались. Дорога превращалась в каменистую, пыль вставала столбом, вдоль обочин мелькали булыжники, растрепанные пучки зелени, вырастали каменные глыбы.

– Уйдем, товарищ лейтенант! – бормотал Серёга, таращась в изрытое трещинами ветровое стекло. – Как пить дать уйдём! Эх, нам бы только до леса дотянуть!..

Лучше бы молчал… Он уже не мог сохранять движение по средней части дороги – грузовик швыряло из стороны в сторону, инерция тащила его куда попало – такие махины не предназначены для скоростных гонок.

В какой-то момент он заехал на обочину, пропорол колесо об острый камень, вросший в землю – шину на скорости порвало в лохмотья, дико заорали все кто находились в кузове – Опель загулял ходуном, съехал носом в кювет, а заднюю часть развернуло поперёк дороги. Кузов накренился, оторвался борт, и все, кто в нём находились, посыпались вниз, как щебень из самосвала.

– Серёга, мать твою!.. Мы ж не дрова! – выругался Брянцев.

Незадачливый водитель с бледным видом ощупывал грудь, душевно саданулся о баранку. Глеб успел упереться в панель, на миг откинул голову – откуда эта невыносимая головная боль? – рвала как взбесившаяся собака. Нет, всё нормально – оба покинули кабину через левую дверь.

В правый борт уже хлестали вражеские пули. Разведчики приходили в чувство собирали себя по кусочкам. Шлыков, приземлившийся на заднее место, с бранью набросился на Герасимова – самое время выяснять отношения.

Противник приближался, но пока его загораживал борт грузовика, перекрывшего проезжую часть.

– По дороге, скалы! – скомандовал Шубин. – Они там не смогут проехать, а если смогут, то потратят массу времени, оттаскивая с дороги пострадавший Опель.

Они неслись со всех ног, позабыв про боль и злость. Повсюду были скалы, изъеденные расщелинами, маленькое урочище посреди лесистой местности. Дорога петляла между вросшими в землю каменными отложениями. Впереди, в разрывах скал, выплывал лес – его отделяло от урочища двести метров открытого пространства. Дорога забирала вверх – бежать становилось всё труднее.

Смолкли выстрелы за спиной, но вряд ли это было хорошей новостью. Дорога просто издевалась – она фактически заползала на гору. Люди в изнеможении взбирались на косогор, кашляли, задыхались. Коля Савенко, волокущий за плечами радиостанцию, едва держался на ногах. В

ид открывался безрадостный – дорога перегибалась, дальше устремлялась вниз – те самые двести метров простреливаемого пространства, которые просто так не перебежишь. А с севера уже стреляли – пули рикошетили от камней. Ни в коем случае нельзя было бежать к лесу – их там просто перестреляют как куропаток. Пули уже свистели угрожающей близости.