Я даже не заметил, как на дне моей кружки заплескалась ядовито пахнущая жидкость. От одного её запаха меня едва не стошнило. То была гремучая смесь, способная свалить с ног носорога.
Охотники посмеялись над моей гримасой, а затем вскинули кружки вверх.
— Эта ночь будет долгой, — Митрофан поднялся на ноги, бросив беглый взгляд на оборотня, — но… У нас есть оружие, — он демонстративно потряс ружьём, — и у нас есть правда. Мой дед однажды встречался с оборотнем, как вы, должно быть, слышали…
Охотники закивали, соглашаясь со словами хозяина. Даже я знал, каким суровым мужиком был дед Митрофана. О нем до сих пор ходили различные байки, хоть и помер он лет тридцать назад.
— …и он выжил! — продолжал хозяин. — Более того — он убил зверя! Знаете, что он тогда сказал?
Охотники покачали головами, послушно ожидая окончания тоста.
— Эта тварь чертовски сильна… Но не бессмертна! Эти слова я вспомнил сегодня, когда узнал о поимке оборотня. Так уж сложилось, что именно мой дом стал временной узницей для зверя. Но это не проклятие для меня, а возможность стать таким же отважным человеком, каким был мой дед. Это возможность для всех нас. И для тебя, в первую очередь, — Митрофан указал на меня пальцем. — И мы не посрамим наших предков трусостью или отчаянием. После сегодняшней ночи нас будут знать героями. Не забывайте этого! — Последние слова он прокричал.
Охотники одобрительно засвистели, захлопали, мы сдвинули кружки, чокаясь, и выпили. Горло мое обожгло, словно адским пламенем, а из глаз брызнули слезы. Большую часть содержимого я успел проглотить, но остатки выплеснулись на землю. А меня скрутило пополам.
Мужики заржали, Ипполит похлопал меня по плечу.
— Ничего, малец, в первый раз у всех так бывает, — сказал он.
Отставив кружку, я набросился на мясо, желая поскорее избавиться от привкуса самогона. От второй кружки я отказался, но обещал позже присоединиться к остальным и нагнать по мере возможностей.
— Почему нельзя убить его сейчас? — негромко спросил я Ипполита, сидящего рядом. — Зачем ждать, пока он превратится?
— Потому что нам надо убить зверя, а не человека, — ответил охотник. — Если убьём его сейчас — убьём того парня, что сидит в углу, а не чудовище. Злой дух переселится в его убийцу, и всё начнется заново. Ты понял, малец? Нужно… убить… зверя!
— Понял, — я кивнул, не отрывая глаз от Ипполита.
— Ещё нужно убедиться, что он на самом деле оборотень, а не сумасшедший, считающий себя им, — вставил Митрофан. — А для этого, как ни крути, придётся дождаться превращения.
— Нельзя ошибиться, и убить невиновного, — добавил Всеволод.
Я всё равно не понимал… Как же люди в селе определили, что этот человек — оборотень? Но задать ещё один, наверняка глупый вопрос не решился. Глядя, как охотники жадно пожирают свой ужин, как выпивают кружку за кружкой, я не хотел отрывать их и портить аппетит своими расспросами. Да и мой рот был занят тушеным мясом и рассыпчатым картофелем, так что разговоры я отложил.
После сытного ужина хотелось откинуться в уютном домашнем кресле перед камином…
Но необходимо быть начеку. При каждом подозрительном шорохе я нервно озирался. Так недалеко и до паранойи.
Потом я заметил, что и остальные поглядывают в угол двора. Чем темнее становилось, тем чаще беспокойство мелькало на лицах. Охотники пытались скрыть свой страх, но он нарастал, и это было видно. Вот кто-то из них смеётся, что-то говорит, а в следующее мгновение дрожь охватывает его тело, улыбка становится натянутой, но не исчезает, чтобы никто ничего не заметил, но полные ужаса глаза косятся на оборотня. Затем всё встаёт на свои места.
Я не осуждал их. Только сумасшедшие ничего не боятся.
Но было ли мне спокойнее от моих наблюдений?
Я считал, что они понимают, на какой риск идут, но, похоже, до охотников только теперь стало доходить, на что именно они вызвались.
— Однажды был случай… — завёл очередную басню Ипполит, и принялся в красках расписывать, как спас красну девицу из лап медведя, и как она его потом отблагодарила на сеновале. И как он в итоге подхватил от неё заразу, и три месяца пил вонючие отвары и ходил в туалет со слезами.
Меня разморило: должно быть, самогон подействовал. Эти ощущения были в диковинку, поскольку крепких напитков я отродясь не пробовал. Бывало, что с соседскими ребятами выпивали из родительских запасов немного браги, но, по сравнению с тем варевом, которое «посчастливилось» испить сегодня, она казалась парным молоком.
В одном стало легче — страх постепенно отступал. Я всё реже оборачивался посмотреть, что делает пленник; пару раз даже рассмеялся после очередной байки Всеволода, а затем подпер голову руками и едва не захрапел.
На улице холодало, но в моём нынешнем состоянии это ощущалось как приятная свежесть. Докучали лишь мошки да комары, с противным писком они кружили над столом и назойливо лезли в лицо.
Где-то вдалеке ухала сова, чуть ближе, на болоте квакали лягушки и стрекотали насекомые. Ночь с каждой минутой приближала нас к неизбежному — к схватке с чудовищем.