— Не нравится, — сквозь туман в голове прошептал я, ухватился за ветку левой рукой. Направил пистолет в сторону прохода у гаража.
Слуги уже не бежали. Они стояли с ошеломлённым видом, плечом к плечу и не понимали, почему оказались здесь. Не понимали, что видят перед собой и зачем так спешили. Древо не питало их больше. Не кружило им головы. Оно умирало.
Я потянулся выше, схватился за следующую ветку и потянул её к себе. Никогда в жизни не слышал ничего мелодичнее этого треска.
Дерево вывалилось из будки, стукнуло меня по голове и оцарапало лицо. Движение игл замедлялось.
— Дяденька, — послышалось откуда-то снизу и слева. Я повернулся и увидел открытые глубоко запавшие глаза девочки Полины.
— Оно меня ест… — испуганно и чуть слышно прошептала она бледными губами. Трава вокруг неё обмякла, ослабила хватку.
— Оно больше не будет, — сказал я.
У гаражей завопила от ужаса женщина. Где-то завыла приближающаяся сирена.
Рука с пистолетом опустилась сама собой.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
После долгих и утомительных экспертиз, следствий, судов я перестал сомневаться в своём здравомыслии. Воспаленный мозг не придумает столько бюрократии. Но, в конце концов, дело закрыли, и мне удалось избежать принудительного лечения. Не стану зачитывать вердикты врачебной комиссии и следственного комитета. Я их и не помню, если честно.
Куда важнее для меня было желание разобраться в том, с чем я столкнулся там, за гаражами. Но у меня не вышло. Никто не смог дать мне внятного ответа. Ни биологи, ни зоологи. Чаще всего над моими вопросами просто смеялись, иногда выставляли вон с охраной. В интернете моими вопросами интересовались лишь натуральные безумцы. Поэтому я перестал искать, решив довольствоваться личными выводами.
Скорее всего, тот дворник был лишь первой жертвой Древа. Может, бедолага нашёл его где-то, прикоснулся, и оно взяло его. Заставило служить себе. Заставило кормить животными (их полуразложившихся тел много нашлось в той пышной траве вокруг будки), а потом найти пищу повкуснее, сытнее. Дерево впитывало в себя жизнь и росло, становилось могущественнее. Если бы не таблетки, я тоже нашёл бы себя в служении ему.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
И тогда оно переварило бы девочку Полину, высосало бы её до конца.
А потом слуги притащили бы следующую жертву. Затем ещё одну… А дальше? Оно бы зацвело? Дало бы плоды?
Мне страшно об этом думать. Я рад, что победил его. Да, оно отравило мой двор и, в конце концов, пришлось продать квартиру и переехать (я не мог больше смотреть в глаза соседям, которые уже побывали на той стороне).
Теперь я живу в кирпичном коттедже на холме, в двадцати километрах от Дубово (какое, оказывается, жуткое название). Вокруг моего дома нет ни одного дерева, а в аптечке всегда лежат спасшие рассудок лекарства. Конечно, пришлось пойти на нарушение закона, чтобы приобрести нужные запасы — но зато теперь я спокойнее сплю.
И почти не думаю о самой будке, о том, что Древо не могло вырасти в ней самостоятельно. Что кто-то его там посадил, оберегая от губительных солнечных лучей. Что в мире сотни тысяч таких тёмных закутков, где уже сейчас из-под земли может тянуться тонкий стебелёк с шевелящимися мягкими иголками.
Почти не думаю.
Но всегда готов.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Андрей Туркин
Под полной луной
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Его появление сопровождалось испуганным перешёптыванием. Местные жители пришли посмотреть на того, кого так страшились последние недели. И сложно упрекнуть людей в той злобе, с какой они изрыгали проклятия, встречая пойманное чудовище.
— Оборотень. Оборотень идёт, — гремел суровый бас, а когда хозяин отворил ворота, и трое крепких мужчин ввели закованного в цепи человека, мне стало по-настоящему жутко.
События разворачивались во владениях Митрофана и его жены Маргариты.
Детей у них не было, так что их скромное жилище идеально подходило для предстоящего дела.
Дом их — низенькая покосившаяся изба, обнесённая высоким забором — гнездилась на последней улице, на границе болот, простирающихся до самого леса. Глядя на Митрофана, почти двухметрового верзилу, с трудом верилось, что он способен протиснуться в крохотное жилище. Бедняге постоянно приходилось пригибаться, чтобы попасть в дом или выйти наружу.