Расправившись с салями, Рома повернулся к Нине. Она стояла к нему спиной, и спина её находилась как раз на уровне Роминых глаз. На ней были короткие свободные шорты кремового цвета и белый застиранный топик, похожий на огромный дореволюционный бюстгальтер. Между шортами и топиком находилось голое тело. Рома присмотрелся к пояснице и прикинул место, куда можно вонзить «финку», чтобы достать ею одну из почек. Ему вспомнилась фраза из методички: «…повреждается почечная артерия, возникает сильнейший болевой шок и смерть от внутреннего кровотечения».
— Ты чего затих? — спросила Нина. — Расскажи что-нибудь.
— Что?
— Не знаю. Что ты делал вчера, пока меня не было. На почту сходил?
— На почту? — Рома отложил нож и принялся вытирать руки. — Нет.
— А что делал?
— Читал.
— Про что?
— Про что? — он задумался на пару секунд. Она стала мыть огурцы. — Представляешь, Солнце, оказывается, не первая наша звезда.
— Как это?
— Вот так. До неё здесь была другая, намного больше и ярче, она сгорела и взорвалась, разбросав по космосу всякие тяжёлые элементы.
— Это какие?
— Ну, углерод, азот, кислород, калий, магний, железо, да почти всё.
— А их разве не было раньше?
— Раньше? — улыбнулся Рома. — Нет, конечно, откуда? Всё, из чего состоит наш мир, и даже наша вторая звезда, всё оттуда, из того взрыва.
— Наша, — хмыкнула Нина, — она была бы наша, если бы мы существовали, когда она взорвалась, а так она не наша, скорее, это мы — её.
Рома поскрёб голову, размышляя над её словами. Нина ловко резала огурец. Он сказал:
— Этот нож, наверное, тоже из частей той звезды.
— Нож? — удивилась Нина.
— Да, — подтвердил Рома, — этот нож — дитя той звезды, Солнца номер один.
— Какое же это дитя, чушь какая, дитя звезды, — передразнила Нина, — салями нарезал?
— Да.
— Возьми теперь варёную в холодильнике, её надо кубиками по одному сантиметру. И убери этот жуткий нож, возьми нормальный.
— Мне нравится этим.
Нина глубоко вздохнула, покачивая головой:
— Детский сад, Ром. Зачем тебе ребёнок, ты сам как дитя.
«Наносится глубокий колющий удар слегка снизу вверх с подворотом в ране, в поясницу, чуть сбоку от позвоночника. При этом следует захватить противника своим левым предплечьем за шею сзади, зажать, отклонить немного назад и удерживать ещё несколько секунд до полного его ослабления».
Рома снова посмотрел на голую женскую спину, присматривая место входа ножа. «Зачем я это делаю, — подумал он, — ведь я вовсе не хочу пырять её ножом, и она вовсе не противник, фу, да ещё с подворотом, снизу вверх, до полного ослабления, бред какой-то». Он взял из холодильника розовый батон варёной колбасы и отрезал от него кусок. «Финка» вошла так мягко и так приятно, что Рома снова представил, как он толкает нож в мягкое податливое тело Нины, рядом с небольшой родинкой. Которая расположена как раз в том месте, где будет правильней всего нанести удар, представил, как остриё проходит её кожу, как появляются первые капельки крови, сверкающие, словно кремлёвские рубины после дождя.
Он встал и подошёл к Нине, и коснулся заточенным стальным остриём её душистого тела, снизу вверх, рядом с родинкой. И надавил.
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Николай Зайков
Рцысь, ко мне!
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀
Дверца шкафа бесшумно отворилась, и наружу выступила лишённая плоти нога человека. Затем показались фаланги пальцев левой руки, и через миг на коврике перед шкафом стоял стройный мужчина среднего роста. Выходец из шкафа явился не целиком: на коврике стоял Скелет, лишённый волос, кожи, сосудов и прочих мягких частей организма. Лишь обглоданные дочиста кости сохраняли форму тела. Они светились зловещим фосфорическим блеском.
За окном бушевала поздняя осенняя гроза — в поднебесье метались зелёные молнии, косые струи дождя хлестали по стёклам с такой силой, что они прогибались внутрь квартиры.