Читаем Redrum 2017 полностью

Рома не ответил, смущённо оглянулся. Сзади никто не шёл, к счастью.

— Не знаю. Как ты можешь хотеть эту мерзость? — продолжила Нина.

— Какую?

— Как какую? — она хмыкнула. — Детей.

Рома взял паузу. Они прошли до пруда и остановились, рассматривая камыши и уток.

— Мои родители, — сказал Рома, — всю жизнь мечтают о внуках.

— И что? — спросила Нина с едва заметным напряжением.

— Ну, — вздохнул Рома. — А мне уже за сорок.

Одно из облаков заслонило солнце, пруд побледнел под наплывшей тенью.

— Ром, — улыбнулась Нина, — у тебя всё есть: крутая работа, клёвая тачка, квартира, друзья…

— Этих, считай, нет, — хмуро возразил Рома, вспоминая фотографии детей одноклассников, раз за разом напоминавших ему то его выпускной десятый «бэ», то институтскую группу, лица их детей напоминали ему тех пацанов и девчат, с которыми он учился.

— Ты же сам ещё как ребёнок, — Нина приблизилась к нему и обняла, прижимаясь всем телом, он почувствовал на себе её руки и нежный запах её волос, и её в меру твёрдую грудь, — я тебя люблю, неужели тебе этого недостаточно?

Он тоже обнял её, они постояли так тридцать пять секунд и пошли в обход пруда.

— Домой придём, я тебе твой любимый супчик приготовлю, грибной, — сказала Нина, — хочешь?

Рома кивнул и начал думать о работе.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Прошло шесть дней, наступила пятница, выходной день для Ромы. Он проснулся позже Нины, лёгкий сквозняк от распахнутого Ниной балкона гулял по пустой квартире. Позавтракал в тишине. На столе перед компьютером нашёл бумажку с надписью: «Котя, я тебя люблю», и рисунком щекастого кролика. Хотя, может, и зайца. Рома не смог вспомнить, в чём разница, сел за компьютер, бумажку с трогательной надписью он аккуратно переложил на стол Нины, ещё раз улыбнувшись кролику. Стол Нины стоял рядом. Полку над ним украшали четыре керамических поросёнка: мама, папа, сын и дочь. Нина говорила, что эти поросята — как её семья, очень похожи на родителей и брата. Брата она любила особенно, его поросёнок носил синий полукомбинезон с карманом на фартуке. Сам стол был завален самыми разными Ниниными вещами: заколки, шкатулки, моточки разноцветных ниток, какие-то бумажки с короткими записями от руки, разнообразные тюбики, книги, журналы, и под самым монитором — крохотные конфетки из тех, что бесплатно раздают на презентациях и в приёмных. Рома задумался, потёр большим пальцем подбородок и полез в нижний ящик огромного стенного шкафа. Согласно записям в бортовом журнале его памяти, там должна была находиться «финка». Доставшийся ему от отца нож. Дарить ножи нельзя, — так он сказал, и потребовал у сына какую-нибудь монетку. Роме было тогда примерно двенадцать лет, он ходил в школу и деньги не зарабатывал, и откупился пятаком, сэкономленном на обедах, решив, что отец просто «валяет дурака».

Вообще-то, это была не финка, если и потомок финского пуукко, то очень далёкий — слишком широкий и без гарды, но его окрестил «финкой» один Ромин одноклассник, рыжий сопляк с суровым видом разбирающегося в ножах хулигана. Отец сказал, что клинок выточили по его личной просьбе из какой-то танковой стали. Его отец был военным.

Вспоминая всё, что вертелось вокруг этого ножа, Рома целеустремлённо расковыривал слои хлама, смиренно стареющего в шкафу, и, наконец, докопался.

Настоящий серьёзный нож, а не какая-нибудь кухонная стамеска, способная проткнуть лишь помидор. Это был тяжелый крепкий нож со всеми признаками опасного оружия: по клинку шла чёткая грань ребра заточки, скос обуха имел внятный агрессивный наклон и был у самого острия заточен, рукоять начиналась от упора и будто стекала увесистой смоляной каплей к затыльнику, худея на брюшке, а затем снова расширяясь. С одной стороны клинка шел длинный и вместительный дол, две массивные потайные заклёпки удерживали на хвостовике чёрную полированную рукоять. Рома с уважением повертел нож, вытер клинок о штанину и всмотрелся в сумрачную сталь, мерцавшую золотыми отблесками и жаждой кровавых жертвоприношений. Однако, не смотря на однозначную крутизну этого ножа, Рома окунулся в грусть — в угольном тумане памяти эта «финка» сверкала драгоценной рыбкой, а сейчас, несмотря на все свои достоинства, казалась аляповатой деревенской поделкой на фоне тех великолепных ножей, которые продавались в Интернете.

Рома измерил длину, рост клинка «финки» оказался сто тридцать шесть миллиметров.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Утром следующего дня они вдвоём готовили обед. Нина заняла место у каменной столешницы между плитой и мойкой, и, стуча кухонным ножом по деревянной доске, крошила сельдерей. Рома сидел за столом и возился с салями. Колбаса была твёрдая, плотная, и не слушалась. Особенно ей, видимо, не нравился нож, которым Рома кромсал её жирную кровавую палку. «Финка» обладала бритвенным сечением от середины клинка, неподходящим для нарезания колбасы. Кусочки выходили разной толщины, мятые, комканные и неровные.

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

⠀⠀ ⠀⠀ ⠀⠀

Перейти на страницу:

Похожие книги

Надоело говорить и спорить
Надоело говорить и спорить

Один из основателей жанра авторской песни Юрий Визбор был поразительно многогранной личностью. По образованию – педагог, по призванию – журналист, поэт, бард, актер, сценарист, драматург. В молодости овладел и другими профессиями: радист первого класса, в годы армейской службы он летал на самолетах, бурил тоннель на трассе Абакан-Тайшет, рыбачил в северных морях… Настоящий мужской характер альпиниста и путешественника проявился и в его песнях, которые пользовались особой популярностью в 1960-1970-е годы. «Песня альпинистов», «Бригантина», «Милая моя», «Если я заболею…» Юрия Визбора звучат и поныне, вызывая ностальгию по ушедшей романтической эпохе.Размышления вслух, диалоги со зрительным залом, автобиографические подробности Юрия Визбора, а также воспоминания о нем не только объясняют секрет долголетия его творчества, но и доносят дух того времени.

Борис Спартакович Акимов , Б. С. Акимов , Юрий Иосифович Визбор

Биографии и Мемуары / Современная русская поэзия / Документальное