В неокортексе есть две ключевые для речевого интеллекта зоны. Их обнаружили в XIX веке независимо друг от друга французский невролог Поль Пьер Брока и немецкий психоневролог Карл Вернике.
Брока наблюдал за пациентами, речь которых была нарушена после перенесенного инсульта. Он предположил, что в лобной доле мозга есть область, которая отвечает за речь. Сегодня студенты медицинских вузов знают эту область под названием «зона Брока».
Немного позже Вернике изучил группу пациентов с повреждениями височной доли мозга. Она получила название «зоны Вернике».
Известно, что зона Брока отвечает за передачу сообщений, а зона Вернике – за их восприятие. Эти две зоны связаны так называемым мостом, или дугообразным пучком. В совокупности это двигательный моторный речевой центр (
Зоны Брока и Вернике начинают развиваться еще с младенчества и должны сформироваться к четырем годам. Как и дугообразный пучок между ними. Основные проблемы с речью возникают именно в это время: зоны Брока и Вернике у некоторых людей развиваются неравномерно.
Рисунок 6. Зоны Брока и Вернике
Вы наверняка замечали, что к четырем годам далеко не все дети правильно выговаривают звуки, а многие не могут говорить размеренно или высказать свою мысль, не путаясь в словах. Это означает, что зона Вернике уже развилась, а зона Брока немного запаздывает. Как правило, эти проблемы легко решаются систематическими занятиями и чтением книг вслух.
У взрослых людей обе зоны полностью развиты, но связь между ними отлажена далеко не у всех. В своей работе я часто сталкиваюсь с людьми, которые управляют многомиллионным бизнесом, руководят компаниями-гигантами, но при этом изъясняются настолько плохо, что понять их бывает непросто. А ведь это умные люди, идеи которых приносят миллионы. Но богатство их мыслей скрывается за завесой косноязычия.
Помимо имиджевых проблем, это становится катастрофой для их бизнес-окружения. Причем катастрофой неочевидной, часто замалчиваемой. Руководителю проще предположить, что сбой информационной логистики происходит где-то на уровне среднего менеджмента, чем признать, что он неправильно сформулировал задачу. Менеджерам, в свою очередь, проще соглашаться и делать вид, что они все понимают, нежели указать начальнику на его речевую некомпетентность.
В итоге никто не хочет признавать проблему, а бизнес-процессы буксуют. Зачастую исправить это можно только в доверительном общении на личных консультациях.
Это деликатная тема, ведь речь и мышление тесно связаны не только физиологически, но и с точки зрения стереотипов: указать кому-то на проблемы с речью – все равно, что выставить человека дураком.
Когда о ком-то говорят: «Он не может связать двух слов» – часто подразумевают, что этот человек не слишком умен. Хотя на самом деле этот фразеологизм всего лишь означает, что человек не умеет грамотно излагать свои мысли.
Что нам мешает понимать? Семантический шум
На рисунке 3 изображен механизм обработки и передачи информации. На нем вы можете увидеть и слово «шум».
Этот шум не имеет отношения к громким соседям или звукам города, которые доносятся с улицы. Речь идет о семантическом шуме, который создает помехи в общении.
Возникает такой шум из-за того, что одни и те же слова могут иметь разный смысл для разных людей.
Если мы с вами живем в одной стране и городе, относимся к одному поколению и социальному слою, многие слова имеют для нас очень похожий смысл. Похожий, но не одинаковый.
Ученые-лингвисты Массачусетского университета подсчитали, что среднестатистический американец чаще всего использует в речи только 500 слов. Это так называемый базовый словарный запас бытовой лексики. Можно предположить, что, выучив его, вы как минимум не пропадете в англоговорящей стране. Но это не совсем так. Ведь носители языка используют эти 500 слов в 12 500 разных вариантах.
Даже владея базовой лексикой, вы сможете озвучить, что вам нужно, но вряд ли поймете, что имеют в виду американцы. Они, в свою очередь, тоже будут далеко не всегда понимать вас правильно.
В русском языке значительно больше синонимов, чем в английском. Это помогает подбирать точные слова для передачи смыслов и самых разных оттенков. Но часто это только усложняет ситуацию.
Как надеяться на понимание собеседников, если трудности «перевода» возникают даже между носителями одного языка и иногда в самых элементарных ситуациях.
Например, слово «собака» в моей памяти моментально вызывает образ черной немецкой овчарки, которая сильно напугала меня в детстве. Для человека, у которого не было подобного опыта, это будет совсем другой пес, скорее всего, дружелюбно виляющий хвостом. Не говоря о том, что для айтишника «собака» – это и вовсе значок из адреса электронной почты.
Из-за разного восприятия одних и те же слов мы можем испытывать разные эмоции и совершать разные действия.