Реальность и мечта

Много лет назад старейший актер МХАТа Марк Прудкин пригласил меня на свой день рождения. Было ему под девяносто, да еще он сломал шейку бедра. В таком возрасте вылечить сложный перелом — дело безнадежное. Прудкин передвигался на коляске, но на мой вопрос о самочувствии ответил бодро, мол, все ничего, и, вдруг взгрустнув, добавил: «Атворческой перспективы нет…» Кажется, именно отсутствие перспективы, вернее, катастрофическое сужение ее для русского мужика так Мучительно тревожило Астафьева. Сейчас правота писателя раскрывается в умирании деревень, в сокращении российского населения, в разбазаривании ценностей материальных и, что более всего страшно, в оскудении культуры. Через сердце Виктор Петрович пропускал все, что происходит на Руси. Все его касалось, отсюда так высок градус непоказушной гражданственности. Из этого источника возрождается вера в неизбывность исконной творческой силы русского народа. Есть же Кулибины, которые без выгоды для себя, из одной пытливости духа строят в соседнем пруду подлодки и запускают в небо самодельные самолеты. Ну, не приживаются у нас уныние и боязнь перед будущим! И кто-то недавно заметил, что в России куда меньшим спросом, чем в Европе и США, пользуются кинотриллеры. А ведь правда, мы перед Западом бесстрашны. Однако из того же источника я слышал оценку, чем отличается подход к делу у американцев и у русских. Вот в Штатах изобретет инженер что-нибудь полезное и, видя перспективу, сразу идет к руководителю компании. Тот выслушает и говорит — отлично, давай проверим твои выкладки и, если дело стоящее, тут же заключим контракт или оформим патент. И с того и с другого инженеру прямая выгода и заинтересованность в дальнейшей работе. У нас же придет изобретатель Иванов к начальнику Петрову, все изложит, а тот тоже не лыком шит и изобретает нечто в своем роде. Да, скажет Петров, замечательную штуку ты, Иванов, выдумал, но без моей помощи тебе ее не продвинуть. Поэтому делись! Иванов и согла сится, а Петров побежит к своему руководителю Сидорову, кото рый тоже долю от прибыли захочет. И так дальше почти до бес конечности, и пока начальство делит несделанное, у Иванов^ уже давно интерес к своей работе пропал. Зачем, в самом деле такая работа нужна, если от нее ни тебе, ни людям ни толку ни проку? А все же держится Россия на Ивановых, которые иногда в тишине и покое варганят себе что-то помаленьку из чистого энтузиазма от широты душевной. К ним неизбывная астафьевская любовь.

Хорошо, что в последние прижизненные годы Астафьева много снимали кинематографисты. Такое надо фиксировать ради будущего. Его появление перед телекамерой имеет не меньшее значение, чем граммофонная запись голоса Толстого столетие назад, потому что люди подобного масштаба — редкость. Вот и памятник поставили Астафьеву в его Овсянке. Тоже хорошее дело, а я загрустил невпопад: скромный обелиск крупнейшему писателю России легко затерялся бы на любом кладбище на фоне помпезных бюстов над могилами перестрелявших друг друга братков. Почему у нас так?

Но главного не отнять, не отсудить от его памяти: Виктор Петрович Астафьев стал истинно народным писателем. В большом, нестройном и разноголосом хоре отечественных литераторов мотив Астафьева поразительно чист, прозрачен и верен. В нем нет фальши. Он выделяется искренностью и задушевностью, неизбывной болью и светлой радостью. Как говорят у певцов, у Астафьева от природы поставлен писательский голос, поэтому рядом с этим человеком не было места лжи. В его произведениях не завелись придуманные красивости, туда не просочилось лукавое желание показаться интересным и значимым. Настоящий, родниковый, редкий человек остался таким же в своей прозе. И его след не сотрется в российской культуре.