Разрывая стены

— Хорошо, — согласилась она, повторяя уже принятое решение, — я должна довериться этому монстру, — как это сделать?

— Я не скажу «перестать бояться», потому что это чувство не потушишь, как светильник. Но для начала его можно спрятать.

— А как же на счет удивительно-чувствительного восприятия лошадей?

— На балконе вам это удалось. Ваш страх мог бы стать для змеи чем-то вроде светящейся нити, вывести ее из заторможенного состояния, и тогда нам не хватило бы времени прийти на помощь.

Признание Трева вызвало яркое воспоминание о живой ленте у ног и легкий приступ тошноты.

Опал дернулся, нетерпеливо перебирая ногами, и попытался вырваться из рук Трева.

— Спокойно, мальчик, спокойно, — говорил мужчина.

Ана тоже отскочила в сторону, тяжело переводя дух, уже не понимая, чего боится больше, воспоминаний или вот этого шоколадного с молоком монстра.

— Вам обоим стоит успокоиться. Давайте уйдем, лэда, и вернемся через часок.

Трев предлагал Ане появляться на конюшне несколько раз в день, чтобы приносить Опалу угощение, лучше что-то ароматное, яркое, способное привлечь внимание коня и прикрыть настороженность Аны.

— Держите руки повыше, так, чтобы конь хорошо мог их видеть. Избегайте резких движений, и пока страх перед конем не пропал, прячьте его, как тогда на балконе, прячьте, чтобы дать возможность себе и Опалу услышать друг друга.

— Как ваше имя, Трев,? — спросила Ана, прослушав вводный курс по искусству обуздания непокорной паники перед лошадьми.

— Ариан.

— Красивое имя.

— К вашим услугам, Избранница. И придумайте коню свое прозвище, пусть оно будет каким-нибудь смешным, несерьезным, но ни в коем случае не унизительным.

Ана вернулась в тот день на конюшню еще три раза. И на следующий день тоже пришла… Трев находился рядом, осторожно приглядывая за девушкой и конем, но с каждым разом отходил все дальше, оставляя их вдвоем. Прозвище Опалу нашлось само, когда Ана увидела, как играет солнце на его блестящих боках. Огромный монстр с копытами, железными подковами и зубами, грызущими удила, стал казаться менее опасным, превратившись в Батончик Марс. Трев не понял нового имени, Ана ограничилась переводом — Карамелька. Варить молоко с сахаром и делать потом из этой смеси сладости в Долине тоже умели, хотя большинство угощений больше напоминали традиции жарких культур Земли. А вместо кофе и какао в этом мире использовались наборы из трав и обжаренных со специями кореньев.

К концу второго дня, подставляя под нос коня раскрытую ладонь с угощением, Ана уже могла не думать о том, скольких пальцев лишится, а спокойно ждала, пока шершавый язык Батончика коснется ее руки.

Любопытный и романтичный двор Рассветных тут же заговорил о трогательной дружбе Избранницы с конем, и к балладам о любви, соединившей миры, добавились строки о том, что невеста Наследника Закатных умеет заклинать лошадей и принцев.

А потом у Аны появился еще один стимул для освоения верховой езды.

Неожиданный.

* * *

Гостям дворца разрешалось беспрепятственно его исследовать, и почти сразу после приезда Ана нашла необычное место — комнату или скорее павильон, потому что половина крыши была сделана из стекла, а прозрачная стена открывала вид на ту часть сада, где преобладал зеленый цвет и ровные геометрические линии.

Ярких красок была полна сама комната — на полу стояли широкие, низкие плошки с цветущими травами и плетеные корзины, полные поделочных и полу-драгоценных камней разных оттенков и размеров. Из этих кристаллов кто-то выкладывал мозаики на круглых мраморных столах, что плоскими грибами торчали среди этого пестрого моря. Похоже, память и воображение играли с Аной в забавные игры. Потому что, когда она застывала у одного из таких столов, глядя сквозь стеклянную стену на зелень сада, а через крышу — на отяжеленное облаками небо, то у нее появлялось совершенно нелогичное ощущение, что она стоит у пульта космического корабля, рассекающего изумрудную Вселенную.

Подходя к незаконченным мозаикам, Ана слышала короткие обрывки мелодий или спор музыкальных инструментов из оркестровой ямы. Завершенным был только один рисунок в виде пересекающихся кругов разного цвета. Стоило коснуться пальцами камней, как захлестывало ощущение, что оказался в концертном зале, которое только усиливалось, если закрыть глаза, спрятав цветное разнообразие комнаты за темнотой век. Мятежная получалась мелодия, беспокойная — о скрытых сомнениях и поиске. Ана растворялась в ней, чувствуя себя огромным крылом или взметнувшимся парусом, парящим в черном море без звезд.

Необычная комната захватила воображение, и Избранница возвращалась в нее каждый день, ни разу не столкнувшись с неизвестным композитором камней, но отмечая следы его присутствия и работы над мелодиями- мозаиками.

Потом однажды музыкант сломал песню мятежного поиска путей, безжалостной рукой убрав камни с круглого стола и оставив только четыре кристалла, как незаконченные ноты начала или конца.

Увидев это, Ана расстроилась… и в тоже время почувствовала облегчение.