Разрывая стены

Если повернуть голову, то Ана видела и столб, и искалеченного мужчину, всего в крови и в темных разводах от ударов. Он напоминал ей окровавленную птицу с перебитыми крыльями. Невозможно было на него смотреть, невозможно было не поворачиваться время от времени в его сторону, чувствуя пронзительный взгляд почерневших от боли глаз. Они казались темными дырами на опухшем лице. Лице, которое Ана не узнавала.

Росли вязанки хвороста вокруг ног, возбужденно гудела толпа. Магистр стоял на возвышении рядом с алтарем, откуда открывался хороший вид на плаху и на каменный крест за ней. Жрец бросал на Избранницу недовольные взгляды, будто это была ее вина, что Наследник вот-вот войдет в Аль Ташид — вместо того, чтобы спешить ей на помощь.

Знал ли Ларс, что означало его решение? Ана отказывалась думать, что знал. Потом вспоминала, как обошлись с Мирном. Тут же одергивала себя — нет, Ларс не подозревает, что ей угрожает смерть. Но, затаив дыхание и чувствуя, как замирает сердце, спрашивала сама себя: что значит ее жизнь, если решается судьба целого мира?

Верховному потребовалось больше времени, чем самой Ане, чтобы смириться с гибелью надежд. Его гениальный план не выдерживал первых лучей солнца, как лепестки айгюль, но жрец все тянул время. Он ждал, пока солнечный диск появится у края гор, ознаменовав, что Аль Ташид открыл свои двери.

Дэш суетился у столба, поднимая вязанки хвороста или поворачиваясь так, чтобы закрыть руки осужденных от глаз толпы. Он уже успел передать Бэю нож, и Ана почувствовала, как ослабли веревки. А потом в ее онемевшей ладони оказался небольшой камень.

— У вас один шанс, Ана. Самая яркая проекция.

В самих Скользящих не было в этот момент ни капли дара.

— Беглянка. Она всегда удавалась тебе лучше всех. Там будут люди Трева.

— А ты? — испугалась Ана.

Бэй рывком дернул ее на себя, крикнув:

— Сейчас!

И схватил за руки.

Ана увидела одинокую красную дюну, почувствовала холодную волну перехода, далекими стали недовольные вопли толпы, а потом вместо песчаной Беглянки перед глазами взметнулась каменная стена Мадигве. Скользящие оказались в разрыве между крестом и землей.

— Н-е-е-ет! — закричала Ана в отчаянии. — Это не я, не я… — извинялась она, неловко закрывая лицо непослушными руками.

Бэй обнял ее, шепча в волосы.

— Успокойся. Я видел. Я знаю. Успокойся.

Но Ану трясло крупной дрожью.

В пространстве меж двух отвесных стен бежать можно было по изломанному кругу. Или — попытаться выбраться наверх, к голодной толпе. Недалеко от края торчали горы хвороста и соломы. После казни осужденных огонь приготовили и для дома Бога, чтобы, если не получится разрушить, так хоть немного очернить его светлые стены.

Беглецов уже обнаружили, и между вязанками показались искаженные злорадством лица, торжествующие крики преследователей стегали плечи Скользящих. В появлении осужденных рядом с крестом люди увидели доказательство их вины и оправдание собственной жестокости.

— Как думаешь, нас зальют кипятком, расстреляют из арбалетов? — Бэй оглядывался в поисках хоть какого-нибудь укрытия. — Или завалят горящим хворостом?

— Все сразу, — прошептала Ана.

Наверху, у края, ненадолго появились жрецы, среди них — Йодан, не сдержавший злорадного возгласа. Убедившись, что Скользящие находятся в ловушке, жрецы вернулись к помосту. К первому костру. Вскоре с той стороны понеслись звуки, говорившие о начале казни. Сжимая плечи, Ана пыталась спрятаться от них, зажмуривалась, но не могла унять дрожь и купалась в холодном поту.

«Ее» Истинного звали Горкан. Гор.

Имя подходило мужчине, который осматривал таинственную девушку Ларса, проверяя знаки на ее теле, и с которым она встречалась у водопада в саду. Тому мужчине, который позволил Ане разделить полет с орлом. Жрецу, который, вопреки всем запретам, касался ее шершавыми ладонями. Но это имя не подходило человеку, привязанному к столбу.

Сколько ни зажмуривайся, память рисовала едва живого жреца.

Ему тяжело было держать голову, но раз за разом Горкан поднимал ее, чтобы, не мигая, безотрывно смотреть на Ану. Разве забудешь этот настойчивый взгляд? Кроме боли, в нем горело не сожаление, но жажда, словно Ана была последним глотком жизни для этого мужчины. Как спрятаться от звуков, выдававших, что вокруг его ног разгорается пламя?

Ана вспоминала ритуал в Закатном дворце, когда Истинный наносил знаки на спину девочки, сидящей перед ним на каменном алтаре. Жрец казался крылатой тенью, его руки бились громадным крыльями, способными унести ребенка в небеса. Изломанные, они были теперь привязаны толстыми веревками к столбу.

Пронзительный крик прорезал вышину и спустился в щель между крестом и землей, отражаясь от высоких стен.