Разрывая стены

Останавливало Кайру то, что она — без пяти минут Королева, а он старатель из Карьера? Или то, что она — хозяйка, а он полностью подчиняющийся ей раб? Может, Рассветная считала себя выше связи с безвольным и полностью подчиненным ее желаниям мужчиной? Разве не поэтому она расширяла клетку Бэя, превращая в вольер и создавая иллюзию свободы?

Или причиной была какая-то тайна, иногда сквозившая в облике принцессы непонятной грустью во взгляде и в едва различимой улыбке в моменты усталости, когда закат рисовал красочные картины на небесном холсте?

Что бы ни останавливало Кайру, Бэй знал, что останавливало его.

Красивая! Как Рассвет или вступившее в свои права утро, с блестящими глазами, в которых разливалось золото или собиралась серебристая зелень листьев оливковых деревьев. С голосом, звучавшим как ручей — самой драгоценной музыкой в сухой Долине…

Эта женщина могла бы стать бальзамом для его исцарапанной бесплотной погоней души, если бы не обстоятельства их встречи и необычной связи. Трудно испытывать теплые чувства к человеку, который может приказать тебе не дышать. Кроме этого, Кайра была наследницей короны, а Бэй — случайным странником в чужом мире, ожидавшим поезд домой.

Но Рассветная влекла Кобейна как оазис, обещавший тень и воду уставшему путнику. Его тянуло к ней так сильно, будто незримая, прохладная волна подталкивала в обожженную немилостивым солнцем спину.

Даже когда Бэя разрывало на части от злости или раздражения, когда душило унижение, заставляя испытывать желание причинить ответную боль, он представлял себе, как разбивает в кровь собственные руки, и неоднократно делал так в ночной темноте и одиночестве своей комнаты, но никогда не желал ударить Рассветную. Причина была не в приказе не замышлять против хозяйки зла и не причинять ей вреда.

Разве можно желать испортить яркий рассвет?

Кайра восхищала Бэя как женщина!

Он смотрел на принцессу сначала украдкой, потом открыто, исследуя черты, запоминая, как она едва заметно щурится, когда сомневается. Поджимает верхнюю губу, когда слышит что-то неприятное. Как ее оливковые глаза наливаются холодным серебром, если Рассветной приходится принимать трудные решения. Как плещутся во взгляде Кайры золотые ручьи лукавства, когда ей скучно или хочется дурачиться.

Да. Почти королеве хотелось иногда чувствовать себя просто девчонкой и позволять себе шалить.

Она так и делала, особенно в первую неделю после того, как получила в свою неограниченную власть живую игрушку. Делала слишком часто, превратив жизнь Кобейна в испытание, а воспоминания о первых совместно проведенных днях в картины, которые можно было смотреть, лишь прищурившись и плотно сжав губы. Принцесса изучала подарок, порой неосторожно и грубо, задевала острыми иглами любопытства и озорства самолюбие Кобейна.

Великолепного Бэя-раба. Волка на короткой привязи.

Не замечая его ярости или не обращая на нее внимания, Кайра заливисто смеялась, и на ее щеках появлялись ямочки. В другой ситуации и в других обстоятельствах Бэй коснулся бы их языком, а потом попробовал на вкус более пухлую нижнюю губу — сочную черешню. Смыл бы усталость со своего лица золотым водопадом ее волос и накурился кальяном с ароматом китайской розы. Но в первую неделю принцесса вела себя как избалованная девчонка и придумывала все новые игры, в которых испытания терпения Кобейна слишком часто напоминали соблазнение. Крепкий напиток всевластия пьянил, заставляя исследовать границы, играя порой на грани жестокости.

Кайра была желанна без приказов. Но приказы убивали желание.

Оставалось подчиниться воле хозяйки и хранить крохи оставшейся Кобейну свободы.

Например, Кайра просила расчесывать ей волосы перед сном. Садилась перед зеркалом, выпрямив спину, и ловила в отражении взгляд Бэя, приоткрывала чувственный рот, когда его руки скользили по ее плечам и спине вслед за перламутровым гребнем.

Или могла «забыть» отпустить раба в его комнату, устроенную из гардеробной, и начинала раздеваться ко сну за невысокой ширмой.

— Следуй за мной, Бэй, — могла она бросить, проснувшись в плохом настроении, и в такой день в ее расписании увеличивалось количество «необычных» мест — псарни, на которых работали рабы, комнаты для рукоделий, где Кобейн оказывался под перекрестным огнем десятков глаз. А еще сауны и бассейн. Он ходил за принцессой тенью, отворачиваясь и прикрывая глаза, когда она переодевалась.

Заметив это, Кайра добавляла:

— Повернись ко мне, Бэй.

Он слушался, ненавидя каждое мгновение вынужденной покорности. Поворачивался, закрыв глаза, и представлял перед собой лицо Тайны, на котором сверкала озорная улыбка, и набатом бился в висках голос: «Готов стать моим рабом? Рабом… Рабом!»

Кобейн задыхался от унижения и аромата олеандра, слушая шепот Кайры:

— Смотри на меня, Бэй.

Открыв глаза, он видел принцессу утонувшей в густой пене или укутанной в прозрачные шали настолько, что были видны лишь очертания прекрасного тела.

Это были сложные дни. Когда Кобейн был только игрушкой.