Разреженный воздух

«Физическая нагрузка тебе определенно бы не помешала, – интимно шепчет Рис мне на ухо. – В тебе сейчас очень много гнева, и если ты вернешься обратно, не выпустив его, он еще несколько дней будет влиять на твою работоспособность».

– Думаю, я откажусь, спасибо, Лотти.

– Не зайдешь? Я как раз собиралась ставить чайник.

– Она что-нибудь сказала? – резко спрашиваю я и ненавижу себя за то, как это звучит, стоит только словам сорваться с губ. – Оставила сообщение?

Лотти качает головой.

– Мы с твоей мамой не так часто разговаривали с тех пор, как к ней переехал Дуги. Она знала, что он никогда мне не нравился, знала, что я его не одобряю. Мне и так было тяжело смотреть на то, как он с ней обращается, так похоже на мою Элли и этого ушлепка Куинна, прежде чем он… – Она пыхтит и медленно тормозит, внезапно останавливаясь на пороге своего собственного давнего горя. Моргает, смотрит в сторону, вниз. – Я хочу сказать, Дуги никогда не бил твою маму, ты знаешь, но…

Я киваю.

– Но рано или поздно он это сделает.

– Он знал, что здешние надзиратели этого не стерпели бы. И боялся тебя, Хак. Особенно после того последнего раза.

– Как думаешь… если я уйду в самоволку и пойду за ними…

– Ты не можешь этого сделать, Хак. И прекрасно об этом знаешь.

«Ты определенно не можешь этого сделать, Хак. Они выследят тебя и вернут прежде, чем ты пройдешь половину пути до Карнарвона».

«Нет, если ты, блядь, мне поможешь, они этого не сделают! – возражаю я сквозь стиснутые зубы, почти вслух. Глубоко в колодце вбитого обучением контроля я чувствую, как пара слез протискивается на свободу. – Если бы ты действительно была на моей стороне, как ты всегда утверждаешь».

– Хак… – Лотти не то чтобы пятится от меня, но в моем лице явно есть что-то такое, что заставляет ее подумывать об отступлении.

«Хакан, я на твоей стороне. В этом моя единственная цель. Но в данный момент я также запрограммирована на то, чтобы сдать тебя, как только ты сбежишь, ведь именно так сейчас поступил бы любой, кто на твоей стороне. За самоволку тебе светят два месяца одиночки и год без привилегий».

«Да мне все равно!»

«Твоя мать сделала свой выбор и оставила тебя позади. – В голосе Рис слышится настойчивость, которой я прежде не слышал. – Что именно, по-твоему, ты такого можешь сейчас сделать, чтобы ей помочь?»

«Я мог бы прикончить этого подонка Дуги!»

Тишина. На мгновение мне кажется, что она решила со мной не разговаривать.

«Это правда, – отвечает она наконец. – И это решило бы твою насущную проблему. Но фундаментальная осталась бы».