…Джон Стюарт был дружен с моими знакомцами разных поколений и местопребываний. С Сергеем Есаяном, московско-лондонско-парижским художником, выставку которого я делал, очень близко. Но не он нас познакомил, хотя о Джоне много рассказывал хорошего. Ему не пришлось. Мой черед пришел, естественно, благодаря Мелунасу. Надо сказать, у Андрея одна из самых стильных квартир в Петербурге: вид с огромного балкона во всю панораму Мойки, обстановка – чистый, без новодела, ампир, без упертости – с вкраплениями произведений разновременного, вплоть до советского, искусства. Сначала я наткнулся в одной комнате на странную антропоморфную, то есть хранящую очертания человеческого тела, инсталляцию – кожаные байкерские куртку и штаны, стоящие почти вертикально, шлем. Стюарт предстал отдельно – они выпивали с хозяином на кухне. Эта отдельность мне запомнилась. С одной стороны, Джон был уже как бы из энциклопедии – представитель аристократического шотландского рода, Итон-Кембридж, основатель русского отдела Sotheby’s, знаток русского искусства и его пропагандист на Западе. Это он с Камиллой Грей, автором первой сенсационной монографии «Великий эксперимент», прошелся по московско-питерским вдовам и первым коллекционерам авангарда, уверив их в том, что они не ошиблись в своем предназначении хранителей огня. Но он прекрасно знал и икону. И старую русскую мебель. Это был эталонный Джон Стюарт. Но был и другой Стюарт – Джоник, байкер, богема, завсегдатай отнюдь не аристократических клубов, демократичнейший и добродушнейший чел. Вот с ним дружить было одно удовольствие. Девяностые были для него золотой порой. Он освободился от аукционов, планировал заниматься русским искусством вплотную, как искусствовед. Многое успел сделать. Обустраивал потрясающую видовую квартиру в Доме Тургенева, на Фонтанке, близ Аничкова моста. Судьба подвела его. Уже во время долгой и безнадежной болезни я не раз навещал его дома на Колвил-Мьюс… Как-то раз ночью пошли пройтись. Издали снял шляпу и поклонился какой-то господин. Неспешно направился к нам. Джон представил нас друг другу:
– Александр.
– Салман.
Разговорились. Это Салман Рушди, до сих пор преследуемый ассасинами-исламистами, вышел подышать воздухом под покровом темноты. Я, хоть и не сразу опознал писателя, собственно, и не удивился такому развитию событий. Ну, не могли мы разминуться. Никаких случайностей. Хотим, не хотим, невидимый, неизвестно где – в Вене? На Таиланде? – находящийся в данный момент, Мелунас продолжает свое сопрягательное дело. А вы говорите – теория, пять уровней, шесть рукопожатий. Фигня все это. Не верю. Верю в Мелунаса.
Завидовать будем