Разговоры об искусстве. (Не отнять)

Он уехал совсем молодым. С Невского, угол Литейного, в Нью-Йорк конца 1970-х. В Ленинграде у него была более чем приличная бабушка Берта. Она следила за собой до конца, до девяностолетнего возраста: прическа, маникюр. Она была подругой Зощенко, поддерживала его в самые трудные годы. Мама, Лина – переводчик Джойса. Стойкость этих интеллигентнейших женщин закалялась советской властью, это понятно. Но она крепла и в борьбе с юным Мелунасом, уже тогда чрезвычайно общительным и передружившимся со всеми окрестными трудными подростками. На удивление многие не потерялись с годами, более того – сопровождают Андрея всю жизнь – от первого глотка портвейна до гостевания у него на вилле в Таиланде. Появление молодого Мелунаса в городе желтого дьявола было отмечено в романе «Это я, Эдичка» вменяемого тогда Лимонова. Было бы странно, если бы он не стал своим в русско-нью-йоркской среде, по концентрации талантов в ту пору постепенно превосходившей обе советские столицы. Но если бы Мелунас ограничивался русским Нью-Йорком, он так бы и остался в масштабе эмиграции. Но он был космополитом в старом добром, ненавидимом кондовыми советскими патриотами смысле, потому эмигрантом себя не чувствовал. Жизнь оказалась длинной, как говаривал Бродский. У Мелунаса – авантюрной и бурной. Он богател и разорялся в Штатах, отшлифовывал свои взгляды и манеры в Европе. Судьба закрутила его в одном водовороте с действительно яркими людьми. Аристократия – это так, слабость. Был типаж и значительно круче. Впрочем, даже из своего аристократического периода Андрей выуживал, как и из прочих, смешные сюжеты. Так, он готовит вместе с принцем греческим и датским книгу о последнем российском императоре. Гость заполняет бумаги в петербургской гостинице «Европа». Девушка за стойкой:

– Как ваша фамилия?

– Михаил Греческий.

– Понимаю, из Греции. А фамилия?

Мелунас любит такие истории. А истории любят его. Прямо-таки хватают его за фалды. Причем – далеко не всегда из аристократической жизни. У нас есть любимая чебуречная на Вознесенском. Целиком из семидесятых, инситная. Обслуживание соответствующее. Где еще, по специальной просьбе Белкина, подадут половинку яйца в майонезе, с зеленым горошком и веточкой чахлой петрушки – для композиции, и долькой серого помидора – для колорита. Интерьерчик с выколотками. С конца 1970-х пошла по российскому общепиту мода на чеканку: кавказские пиры, селяне с кувшинами, девушки грузинские в хороводах, такой вот Пиросмани для советских гуляющих. Везде эти выколотки давно уже оборвали, а здесь сохранили. Словом, место историческое. И совсем не гламурное. Приятно в таком встретиться после вояжей по европам и походов в мишленовские рестораны. Так вот, в один прекрасный день направились туда Мелунас с моим уже упоминавшимся сыном Сергеем. А там закрыто – мероприятие: юбилей какого-то высшего военного училища. Собрались офицеры разных выпусков, выпивают. Правда, в штатском. Мелунас засомневался – скандал еще какой, ни к чему. Серега мой настоял – ничего, не до нас. Официанты знакомые накрыли в уголке. Обедают. А за столиками офицеры гуляют, тосты поднимают за какие-то свои дела. За выпуски, за соединения, где служба проходит. Имеют право. И вот подходит к столику разгоряченный такой майор, покачивается. Смотрит исподлобья.

– Какого года выпуска? Где служите?

Серега, как уже говорилось, лет двадцать проживший в Китае в качестве бизнесмена, пообвыкший в кризисных ситуациях, ни минуты не замешкавшись, отрапортовал:

– Девяносто седьмого года выпуска! Сто первый пекинский!

– Выпьем за пекинский! – подобрел майор. Выпили. Пошло братание по столикам. Хорошие оказались ребята. Мелунас хладнокровно рассказывал о боевой подготовке коммандос. Благо, никто уже ничего не разбирал. Черт его знает, этого Мелунаса. Может, и служил. Какие-то истории доходили. Вообще-то Мелунас никогда не врет. Разве что чуть преувеличивает. Ради широты story-telling.

Вернусь к уникальной коммуникативной способности Мелунаса. Если ходят где-то незнакомые, хорошие и занимательные люди, они обязательно его зацепят. А Мелунас их перезнакомит между собой. Ну, и с нами. Без всякой внешней надобности. Как-то само собой получается. Сила притяжения…