Разговоры об искусстве. (Не отнять)

Йорг Иммендорф. Сегодня, когда он умер, можно сказать – великий немецкий художник. Когда я писал о нем статью для каталога выставки в Русском музее, принято было говорить: выдающийся, знаменитый, этаблированный, эпитеты в современном искусстве строго дозируют. А вот в конце жизни в сознании немецких обывателей Иммендорф был – тот самый. Тот самый, кто попал в грандиозный скандал. Обыватели везде одинаковы: глупы и злы. О скандале расскажу в свое время. Сейчас об Иммендорфе, каким он воспринимался в 2001-м, когда мы делали его выставку. Итак, ученик Й. Бойса. Поначалу, естественно, левак. Да такой, что чуть ли не дацзыбао выпускал. Пришел к фигуративизму, не без символистского подтекста. «Кафе «Германия» в нашем русско-музейном Людвиге – из лучших его картин. На крыльях традиционного германского орла – кафе, где идут бесконечные споры о судьбах Германии, до мордобития. Смысл – в какой-то особой телесности, тактильности орла, это что-то особо живучее, витальное, несмотря ни на что. Что это – герб? Тогда с каким чувством относится к нему Иммендорф – критически или ностальгически? И какова его собственная роль, ведь он изображает себя в нескольких видах? Вечный спорщик о «судьбах»? Летописец? Просто обыватель, насельник орла, засевший в его перьях, как клещ? Иммендорф, как партизан, никогда не дает ответа. Впоследствии он пишет все более эзотерические вещи со странной анатомической перспективой – точкой зрения изнутри: с локтевого сгиба, из подмышки, с внутренней стороны бедра. Получаются удивительные сюжеты оптической навигации по развороту тела в пространстве. Иногда он делал что-то другое. Музею он подарил специально для России выполненную композицию по гоголевскому «Носу». Не знаю, читал ли Иммендорф наших психоаналитиков, но Нос у него, вполне по-гоголевски, не скрывал фаллических коннотаций. Помню, как во время церемонии канцлер Шредер, которого представили как друга художника, с опаской касаясь эрегированного воплощения носа майора Ковалева, передавал тяжелую бронзовую скульптуру нашему начальству, кажется, М. Швыдкому. Это произошло много позже выставки в музее. Она удалась, Иммендорф был доволен, собственно, он потому и согласился на просьбу Шредера сделать подарок Петербургу. На выставке он был с юной женой, еще недавно мисс Болгарии. Чувствовалось, однако, что он нездоров. Действительно, его уже преследовал редкий вид склероза – болезнь Гейгера, в ходе которой отказывал двигательный нейрон и человек последовательно лишался возможности управлять двигательными рефлексами. Болезнь обострялась. Е. Петрова и Й. Киблицкий, сдружившиеся с Йоргом, нашли ему какую-то уникальную знахарку, и действительно, вроде процесс замедлялся. В следующий раз я услышал об Иммендорфе в Германии, в доме одного из крупных коллекционеров. Я увидел немецкую газету с фотографией Йорга и каких-то сомнительного, уместного для секс-рекламы вида женщин. Попросил собирателя перевести. Старик заиграл желваками и, бросив газету на пол, процедил: «Криминаль!». Я был в недоумении, как может быть криминаль человек, у которого руки уже не движутся? Доехал до Дюссельдорфа. Йозеф Киблицкий дал самую свежую информацию: Йорг собрал в самом роскошном отеле Дюссельдорфа веселую компанию из девяти проституток и устроил вечеринку с шампанским и кокаином. Одна из девиц была на крючке у полиции и настучала. Полиция не дала профессору Дюссельдорфской Академии художеств оттянуться в последний раз… Скандал был неописуемый. Йорг получил 11 месяцев условно (тюрьмы избежал только в связи с не оставляющим надежд диагнозом). В прессе началась мощная кампания с целью уволить его из Дюссельдорфской Академии художеств, где он был, безусловно, самым уважаемым и заслуженным профессором. Словом, немцы умеют травить не хуже наших.