Разговоры об искусстве. (Не отнять)

Только что убрали броневик из внутреннего двора Мраморного дворца (сегодня мне его жаль, все-таки отличный технический реди мейд, от которого мгновенно отлипла вся псевдореволюционная мифология). Пьедестал оказался свободен. И тут из ничего материализовался ХА Шульт. Впрочем, это для нас, тогдашних, – из ничего. В действительности это был известнейший немецкий художник концептуалист, представленный в основных музеях и вошедший во все учебники благодаря своим акциям на Венецианской биеннале и нью-йоркскому хэппенингу «The Crash». Известен он был и тем, что отказался жевать музейную травку в качестве одной из стареющих священных коров актуального искусства и круто изменил карьеру: стал – позор для правоверного концептуалиста, которому просто положено быть левым, – работать на корпорацию Форд. При этом умудрился в качестве художественного мышления не уступить ни пяди основным фигурам contemporary art. «Форд» с золотыми крылышками (раньше кичевых путти Кунца), «форд» изо льда (привет самолету Кифера), «форд», летающий вокруг Кельнского собора (выпад в сторону Кри-сто). Вот с таким скандалистом, шоуменом и ньюсмейкером довелось мне встретиться в начале 1984-го в баре «Европейской». Он был похож на «Карлсона, который живет на крыше» – светло-рыжий, с каким-то коком на макушке, в комбинезончике, в руках суперстильный алюминиевый чемодан, похожий на слесарный ящик. И главное – с идеей, простой и убедительной. Идея покорила меня сразу. Как и моих друзей – Толю Белкина и Олега Тепцова. Мы стали работать над проектом сообща – пробивать, уговаривать, придумывать удобоваримую для руководства идеологию, находить связи, привязывающие проект к конкретной городской ситуации. Хотя чего там было особо придумывать – на пьедестал ленинского броневика ставился «форд». Все было ясно. Идеологический контекст не хотелось выпячивать, хотя он считывался сразу – мирная фордовская революция, промышленная, потребительская и т. д. оказалась долговечнее агрессивной ленинской. Художественный контекст – мрамор. «Форд мондео» для Мраморного дворца должен был быть мраморным, не иначе. Так возник проект «Мраморное время для Мраморного дворца». Он многому нас научил – чистоте приема, неизбежности обрастания контекстами, часто – не запрограммированными. Но главная школа началась во время установки. ХА Шульт безошибочно вписал «форд» в пространство двора – до миллиметра, до выдоха. Только тогда мрамор заработал, заискрила энергетика, овнешнели, оплотнели, укладываясь на ложе двора, контексты – Мраморное время начало отсчет. Оказывается, contemporary art не отрицает, страшно сказать, артистизма. Наши погрустнели: только расслабились, порешили, что в актуальном искусстве главное – идея, текст, проговор, а все остальное можно сделать тяп-ляп! А тут вроде бы насквозь буржуазная реализация, шикарный жест, артистизм, работа на публику – а крыть нечем! Значит, опять двойка; за работу, товарищи?

«Форд» простоял короткий отрезок времени – между броневиком и Александром Третьим. Официальная скульптура встряхнулась, оправилась и восстановилась в прежнем своем качестве – как монументально-декоративное искусство эпохи развитого патриотизма. Что же, Карлсон – Шульт зря залетел сюда на своем моторчике с пропеллером? Ничуть не бывало. Недавно в разговоре со мной о нем неожиданно вспомнил таксист. Запал в душу. А художникам – и подавно, даром, что виду не подают. Просто, чтобы идея овладела массами, нужно некоторое время. И чтобы официальная скульптура совсем уже задавила бронзовыми башмаками и чугунными задами. Вот когда совсем достанут, эта самая идея станет материальной силой – public art.

Вдогонку Форду. Танки

Этот проект впору бы делать сейчас. Но что было, то было. Через полгода ХА Шульт приехал в Питер. С новым проектом – «Война». Идея была такая – на Дворцовой поставить два танка: белый и темный, между ними – сложная электронная конструкция из гигантских букв – Der Krieg. Танки должны были по команде рвануть в разные стороны и разодрать войну на фиг. Просто, но эффектно. При этом ХА заказал на площадях главных мировых столиц гигантские экраны, которые все это транслировали в прямом эфире. Масштаб неслыханный! Однако на этот раз реализовать все это было труднее. Мэр Собчак написал письмо, но генералы, к которым мы ездили за танками, посылали это письмо вместе с мэром куда подальше. Приходилось прибегать к народной дипломатии – за бутылкой объясняли, как это нужно армии – показать себя на мировой художественной арене. Короче, танки достали. Сами водители были вовлечены в проект и с восторгом участвовали в актуальном искусстве. Помню, как удивился М. Б. Пиотровский, когда увидел под своими окнами танки:

– Саша, что вы задумали?

– Да вот пальнем современным искусством по сокровищнице, – как-то неудачно пошутил я.

Но М. Б., великое ему спасибо, уже тогда, видимо, питал интерес к contemporary и тоже отшутился:

– Пали, не жалко!