Раздевайся, Семёнова!

– Виктор Алексеевич, да вы просто… просто… Вау! – выдохнула я, когда, наконец, мы оказались вне зоны видимости оставленной внизу Елены Васильевны.

– Вау не вау, а если бы не ты, мне пришлось бы пригласить ее присоединиться. Она дама… настойчивая.

Ну так и «вызывай» меня почаще – поклонниц отстреливать, чуть не произнесла я вслух. От позора меня спас маленький, суетливый распорядитель, вытянувшийся возле стойки с надписью «Ждать здесь».

– Гена, друг мой, я столик сегодня не заказывал… – немного виновато начал Знаменский, но распорядитель замахал на него руками.

– Ничего страшного, Виктор Алексеевич… Для вас у меня всегда столик найдется.

И вынырнув из-за стойки, повел нас по оживленному залу, который на деле оказался мансардой – с огромными, в пол, окнами и скошенной, застекленной крышей. Справа от зала благоухал экзотическими запахами зимний сад, где-то в глубине густой листвы щебетали и перескакивали с ветки на ветку маленькие тропические птицы.

В полном ошеломлении, я цеплялась за локоть своего спутника, стараясь поменьше озираться и понимая, что все это бесполезно – я действительно выгляжу, как родственница из далекой глубинки, которую привели показать достопримечательности богатой столичной жизни.

Чтобы хоть как-то отвлечь себя и перестать пялиться по сторонам, я вернулась мыслями к произошедшему не далее, как час назад.

Как же так получается? Ведь мы с Юлькой подруги – лучшие, между прочим. С самого заселения в августе – не разлей вода. А тут из-за какого-то мудака – раз, и будто бы и не было ничего. Почему так? Ведь не по тридцать же нам лет, чтобы ради мужчины друг друга гнобить и ненавидеть? Почему его слово вдруг стало важнее моего? Потому что Юлька с ним трахается, а со мной – просто дружит?

Я поняла, что не столько расстраиваюсь, сколько… злюсь. И даже не на Ложкина, который посредством своего откровенного мудачества защищал свои кровные интересы, а именно на подругу – как она-то могла, вот так, с налету, без всякого повода, без причины поверить в настолько грубо сфабрикованную ложь!

А сама? – шепнул в мое ухо некто настойчивый и очень вредный – как ты сама могла поверить во все эти враки про Знаменского? И ведь тоже – без единого доказательства… Поверила, возмутилась и поперлась записывать его на телефон…

А вот теперь и Юлька поверила – не разобравшись, не думая, не выслушав другую сторону…

То, что для меня это наука на будущее – понятно… Но жить-то я как теперь буду – в одной комнате с девушкой, которая меня ненавидит?..

Я снова расстроилась и к столику подошла уже совсем хмурая. Виктор Алексеевич отодвинул дня меня стул, я села, подняла глаза… и обомлела.

Весь город, вся ночная Москва раскинулась перед моим взглядом за пределами огромного, переходящего в потолок окна, искрясь огнями и красно-белыми кометами дорог. Темный горизонт сливался с шапкой из звездного неба.

Это было нечто – торжественное и загадочное зрелище, требующее, чтобы им восхищались, воспринимали всерьез и перестали морочить себе голову девчачьими проблемами.

Я с трудом отвела взгляд и посмотрела на Знаменского, успевшего занять свой стул – сбоку от меня, чтобы не заслонять вид. Сглотнула слюну.

– Мне ведь придется расплачиваться с вами за всю эту… красоту?

Он смотрел на меня, не отрывая глаз.

– Нет, – ответил, наконец. Но не успела я с облегчением выдохнуть, продолжил. – Тебе придется расплачиваться за твою выходку с телефоном.

***

– Ужасно вкушно... просто невероятно… – стараясь не торопиться и явно терпя неудачу, я расправлялась с остатками основного блюда.

Теперь понятно было, почему он привел меня именно в этот ресторан.

Да, вид из окна был потрясающим, но еда… вот где была истинная причина. Безумно вкусно и, вместе с тем, ничего экзотического. Ничего такого, на что девочка из провинции уставилась бы в недоумении, позоря себя и кавалера.

Знаменский смело предоставил мне выбрать, чем я буду сегодня ужинать, лишь дополнив мой заказ – печеную утку под апельсиновым соусом – салатом из артишоков и бокалом кьянти. Сам же заказал ангус-стейк с кровью и, усмехаясь себе в бороду, наблюдал за моей зверской расправой над несчастной птицей.

 – Ты когда ела в последний раз, Семёнова?

Я бы ответила, но говорить с набитым ртом не хотелось, и я неопределенно помахала в воздухе вилкой, сама пытаясь вспомнить. Учитывая то, что мы с Юлькой почти никогда не завтракаем, а пообедать из-за приготовлений к вечеру сегодня не успели… Ну, наверное, вчера вечером.

Знаменский покачал головой и изящно отрезал кусочек сочного даже на вид мяса.

– Если бы я знал, что ты такая голодная, я забрал бы тебя пораньше…

Мне стало стыдно и захотелось сменить тему – благо, уже дожевала.

– Я очень извиняюсь, Виктор Алексеевич... за все... – повинилась я, имея в виду то, как легко я поверила сплетням. – Вот теперь я отлично понимаю, за что вы на меня окрысились…

Он слегка подавился и хлебнул вина – запить.

– Если ты так называешь мое к тебе внимание, Семёнова, я явно делаю что-то не так…

Я покраснела.