Раздевайся, Семёнова!

— Я, кстати, сейчас понял, что еще ни разу не слышал, как ты смеешься… — в свете дорожных бликов бросая на меня заинтересованные взгляды, сказал Знаменский.

Я прекратила смеяться и резко повернула голову, пытаясь подловить его эмоции, но он лишь изогнул бровь.

— «Покер фейс», помнишь?

Показушно «уф»-нув, я уставилась вперед.

— Звучит, кстати, довольно заезжено, — добавила специально — уколоть его самолюбие. — Как штампик из бразильского сериала. Для полного сходства не хватает еще сказать что-нибудь вроде того, что вам нравится, как я смеюсь…

— Мне нравится, как ты смеешься, Семёнова, — невозмутимо повторил он, и мое сердце забилось чуточку быстрее. Издевается или всерьез? — Во всяком случае, когда ты смеешься, мне хочется взять тебя к себе домой и приготовить на ужин пасту-кон-базилик, а не везти тебя обратно в общагу.

— Что? — не поняла я. — Какую пасту кон…?

Он вдруг припарковался рядом с небольшим магазином с выставленными в витрине головками сыра на деревянных кругах.

— Идем, закупимся, — махнул головой в сторону витрины. — И позвони Морозовой. Скажи, что дома ты сегодня не ночуешь.

* * *

После удивительного магазина, в котором продавали дорогущие твердые сыры и какое-то совершенно ненормальное количество макарон — каждая порция которых была завернута в красивый пакет из вощенной бумаги — мы заехали в винный, расположенный в живописном, хоть и довольно прохладном погребе. Было похоже, что Виктор Алексеевич категорически не признавал обыкновенных супермаркетов — что окончательно подтвердилось чуть позднее, когда мы заехали в крохотный магазинчик органических продуктов, больше похожий на склад.

‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

— Помидоры черри-кумато — две пачки, свежий базилик — вон там, в секции с зеленью, там же майорама возьми пучок… — инструктировал он меня, облокотившись на высокий лоток с апельсинами. — Ну и шампиньонов давай прихватим, сделаем по-особенному, с грибами…

Только с третьим походом я сообразила, что вообще-то не обязана бегать и приносить ему продукты, как дрессированная собачка палку. Открыла было рот — возмутиться, но он ловко перехватил у меня помидоры и пошел на кассу, даже спасибо не сказав.

Готовить, как я поняла, мы будем пасту со свежим базиликом, сыром, грибами и какими-то супер-бупер крутыми макаронами из органической муки. Точнее, будет готовить Виктор Алексеевич, а я буду смотреть и получать наглядные доказательства того, что «приготовить пасту» это вовсе не то же самое, что «макарошек отварить» — как я посмела обозначить сие действо (после чего Знаменский пообещал, что к плите он меня на километр не подпустит).

Мне было все равно. Я не могла поверить, что все это происходит по-настоящему. Что я не сплю и вижу удивительный сон, а действительно имею отношения с мужчиной, по которому сохнет вся женская половина университета. И сейчас — прямо сейчас! — мы с ним мотаемся по магазинам, чтобы устроить романтический домашний ужин — с вином, при свечах и даже с музыкой.

Одно только омрачало мое счастье.

После ужина, после всей этой волшебной сказки при свечах, Виктор Алексеевич затащит меня в свою элегантную спальню… и уж точно закончит то, что начал в прошлый раз. Просто так, из принципа — чтобы доказать мне, что все эти страшилки, о которых я наслушалась от подруги, не имеют ничего общего с реальностью.

Вот только подруге я почему-то верила больше, чем мужчине, заинтересованном в том, чтобы я ничего не боялась и спокойно раздвинула ноги.

— Тысяча шестьсот восемьдесят пять, — сказала кассирша, складывая продукты в два пакета, и моя челюсть медленно поползла вниз. Ни фига себе — за две пачки помидоров и грибочки с зеленью…

— Виктор Алексеевич, может просто пиццу закажем… — слабо проговорила я, трогая его за рукав.

Кассирша презрительно фыркнула, Знаменский усмехнулся, обнял меня за шею и целомудренно поцеловал в лоб.

— Племянница из деревни приехала, — объяснил он женщине и протянул ей карточку.

* * *

— Дайте уже и мне чё-нить порезать… — не выдержала я, уже не зная, как заглушить голодное урчание в желуде.

Виктор Алексеевич кинул на меня недовольный взгляд, не прекращая помешивать соус — вот уже двадцать минут мерно булькающий и просто невероятно пахнущий.

— «Что-нибудь».

— Чего? — не поняла я.

— «Что-нибудь», а не «чё-нить». И не «чаво», а «что».

— Во-первых, я сказала «чего», а не «чаво»! — возмутилась я. — А во-вторых, это как так получается — «чё-нить» нельзя, а по-матушке можно?

— Именно так, — невозмутимо отреагировал он. — По-матушке можно, а «чё-нить» нельзя. На-ка вот, порежь…

И бросил передо мной здоровенный пучок зелени. Я неловко завертела его, пытаясь приноровиться ножом.

— Только помни, что пальцы тебе еще пригодятся в жизни, — подливая себе в бокал вина, посоветовал Знаменский.

Он переоделся, как только мы приехали — в черную футболку и джинсы — и выглядел так, что я никак не могла решить, чего я хочу больше — его или макароны. Но, наверное, все-таки макароны — тем более, что обстановка располагала.