Равнинный рейд

Метрах примерно в двухстах от рощицы наступающие снова залегли, и теперь уж ничто не было в силах оторвать их от земли — ни остервенелая ругань офицеров, ни посылаемые к ним вестовые, ни громкие приказы генерала. Склонившись к начальнику, подполковник Сюлемезов сдержанно, но довольно нервно произнес:

— Излишне, господин генерал! Мы таким образом рискуем офицерами…

Козарев и сам уже заметил, да и донесения это подтверждали, что партизаны в первую очередь целились в офицеров. Разве перепуганные, растерянные люди станут действовать так расчетливо? Господи, конечно, нет! Поняв, кто к нему обращается, генерал хрипло произнес:

— Они только этого и заслуживают! Пули — и больше ничего!

В двадцать минут восьмого генерал приказал приостановить атаку и вызвал офицеров на совещание. Снова метать громы и молнии, снова истерически вопить было по меньшей мере глупо. Он заговорил со сдерживаемым возмущением, но уже на первых словах снова сорвался на крик. Его раскатистый, зычный голос доносился до позиций.

— Что ж это за безобразие, господа! — гаркнул он, захлебываясь яростью. — Кого вы поднимаете в атаку — солдат или башибузуков? Я не знаю, как все это понимать — у меня в голове не умещается! Выходит, Болгария перед пропастью, Болгария уже мертва! Такой доклад я должен послать в Военное министерство?

Офицеры подавленно молчали.

— Столько бойцов против горстки людей! — продолжал генерал. — А если б у противника были равные силы? Где б я вас тогда искал — в Дунае?!

Генерал сделал несколько шагов и, остановившись возле онемевшего телефониста на пункте связи, снова закричал:

— Зараза проникла до мозга костей. За это неслыханное разложение в армии я с вас спрошу, господа!

Один из офицеров, взмокший от напряжения, отозвался неуверенно:

— Разрешите заметить, господин генерал: в моем полку все больше старички…

— Ну и что из того?

— Да как вам сказать, господин генерал, — они давно отвыкли от казармы, забыли, как службу-то несут… Почти ни один и пороху не нюхал: разве что во время учебных стрельб… Это их первый бой… А в первый раз, господин генерал, люди всегда робеют…

— Хорошенькое объяснение! — взорвался генерал. — По-вашему, господин подполковник, выходит, что войска во время первого боя должны разбежаться кто куда и боя, как такового, быть не может?..

Офицер сконфуженно замолчал, но потом несмело добавил:

— И кроме того, господин генерал, от продолжительного отсутствия в казарме их национальное сознание ослабло…

— А вы где были? — прервал его генерал. — Вы их почему не воспитывали? Почему не вдохнули в них вновь национальное сознание?

Полковник, вызвавшийся на первом совещании повести свою часть в атаку, вмешался без разрешения:

— Господин генерал, наши солдаты мобилизованы лишь две недели назад. Не можем мы за такой короткий срок сделать то, что наша общественность не сумела сделать за десять-пятнадцать лет!

— Все-то вы знаете! — поутих генерал. — И всегда найдете виновных. Вам бы стать директором Национальной пропаганды!

Полковник обиженно поджал губы. Генерал, переведя дыхание, заговорил более сдержанно — чувствовалось, что он изо всех сил старается придать голосу спокойствие.

— Сейчас нечего ломать здесь голову и искать виноватых. Мы это успеем сделать завтра. Приказываю всем разойтись по местам и подготовить части к атаке — последней атаке, господа! Предупреждаю — в случае неудачи ответственность падет на вас! И хоть мне стыдно об этом говорить, но в наступлении, господа, примет участие и резерв.

Гнев снова подступил ему к горлу, и генерал внезапно вскипел.

— Идите! — кончил он криком.

Начальник штаба, который до сих пор не проронил ни единого слова, глухо сказал:

— Господин генерал, разрешите мне доложить свое мнение!

Козарев бросил на него сердитый взгляд.

— Не разрешаю! — отрубил он и повернулся к офицерам. — Идите, идите, господа!

Только когда они скрылись из виду, генерал овладел собой и взглянул на своего помощника.

— Слушаю вас, господин подполковник! — буркнул он, пряча за грубоватым тоном чувство некоторой вины перед ним. — Жду вашего ценного мнения.

Подполковник с обиженно-замкнутым лицом поднялся с раскладного стула.

— Мне кажется, господин генерал, что мы напрасно жертвуем людьми, бросая их в эти лобовые атаки. То, что мы введем в бой и резерв, вряд ли изменит положение — и без того густота рядов оборачивается нашим минусом. Гибнет слишком много людей. А это действует на солдат гнетуще — даже многочисленность их рядов не может поднять их дух. Бесспорно, если так продолжать, мы в конце концов их возьмем. Но разве это победа? Наверху нас могут спросить: какой ценой вы добились победы? И, конечно, по головке не погладят…

— Не могли бы вы выражаться ясней! — прервал его генерал.

— Нам не нужна Пиррова победа, господин генерал. Нам нужна легкая, эффектная победа, которая подняла бы настроение солдат. И если уж на то пошло, господин генерал, нельзя недооценивать противника. Мы, например, предприняли атаку без всякой поддержки артиллерии…

Генерал залился румянцем.